Я стояла на пороге, не входила. Длительные поиски привели меня к черте, которую не стоило пересекать. Я оставалась по другую сторону, щурила глаза, разглядывала фотографии на каминной доске, едва различимые на расстоянии. Лица неясные, так и должно быть.

– Ау! – крикнула я.

Попробовала представить здесь Эмми: как она идет по коридору, сворачивается калачиком на диване перед камином.

Моя ладонь лежала на дверной ручке, когда послышался отдаленный шум, – к дому подъезжала машина. Я порылась в сумочке. Можно было юркнуть в лес, добежать до припаркованной в тупике машины, понаблюдать со стороны – понаблюдать и решить, что делать дальше. Но в душе моей что-то зрело, и это непонятное чувство – к добру или к худу – заставило меня перешагнуть порог и закрыть за собой дверь.

Аромат ванили. Струйка дыма. Поскрипывающие половицы. Тяжелые раздвинутые занавески, покрытые пылью. Призрак Эмми в этом доме, рядом со мной.

Я следила из окна за подъехавшим автомобилем. Он оказался зеленым, но с такого ракурса я не могла рассмотреть водителя. Я затаила дыхание. Ее я увидела лишь в оконном отражении, когда она вышла. Волосы отросли. На ней была теплая синяя куртка и бежевые ботинки. Закрыв глаза, я продолжала отчетливо это видеть.

* * *

Когда я рассказала Кайлу правду, он спросил меня – как я поняла, что виноват Аарон? Как… Кайл уже выслушал все подробности про то, как одно дело связано с другим. Однако спрашивал он не об этом.

Не могла ли Бриджет раздобыть таблетки в другом месте? Не могла ли принять их сама?

Могла, конечно. Крошечные уколы сомнения, которые лучше игнорировать.

Полагаться на память трудно. Особенно спустя время. Факты теряются в том, чту человек хочет помнить, в той интерпретации, которую он создает. Иногда – и по этому пункту мы с прежними коллегами не сходимся – факты не имеют большого значения.

Порой я не могу вспомнить, увидела ли я таблетки в шкафчике с лекарствами перед тем, как упала. Когда текла вода – до или после? Я не помню, пыталась ли я бороться с темнотой, была ли в силах дать отпор, выдавить хоть какой-нибудь звук. Может, и нет. И вот тут все становится смутно и непонятно: если я не делала ничего из перечисленного, то что это означает?

Я ни в чем не уверена.

Правда, я хорошо помню горячий страх, вскипающий гнев, злость, бурлившую во мне восемь лет спустя при упоминании имени Аарона. Его лицо в зеркале – вот самая отчетливая картинка, оставшаяся в моей памяти. Мгновенное ощущение, что я в опасности, еще до слов Аарона.

Вот как я поняла – по его лицу.

* * *

Потому я и стояла у окна. Ради этого мгновения. Ну, конечно, самое время для ее приезда домой. Обычный распорядок: будучи созданием ночи, Эмми всегда возвращалась ранним утром, когда остальные только просыпались. Я услышала ее шаги на крыльце. Услышала, как они замерли. Звук металла о металл – она коснулась дверной ручки. Я мысленно увидела, как браслет из звеньев скользнул Эмми в пальцы. Она сбежала вниз по ступеням, и я наконец смогла хорошо ее рассмотреть. В руках она держала часы Джона Хикельмана и пристально изучала дорогу. Затем Эмми перевела взгляд на лес, на деревья у дома, повернулась в профиль. Вот тут-то я и увидела. И поняла.

Я сфотографировала ее телефоном, пока она озиралась – туда-сюда – и крепко сжимала в кулаке часы. Эмми позвала меня, неуверенно крикнула в сторону леса. Застыла, как изваяние. Ветер играл ее волосами. Мое имя прозвучало незнакомо. С каким-то странным налетом. Похоже на страх.

Она сделала шаг назад, затем другой, по-прежнему вглядываясь в заросли. Нащупала перила и стала медленно пятиться вверх по ступеням, точно мир наступал на нее. Точно Эмми видела надвигающуюся опасность.

И не подозревала, что та уже с нетерпением ждет внутри дома.

Дверь открылась, и я увидела Эмми. Это была та Эмми, которую я знала. А через миг – уже не та. Или она всегда оставалась собой, просто я не замечала?

Я жадно разглядывала ее профиль. И видела Амми, Мелиссу, Лию… Все воплощения, все обличья, которые совсем не хотела видеть. Я впервые видела ее по-настоящему.

Эмми застыла, обнаружив возле окна меня; я вдруг поразилась вместе с ней – что я здесь делаю? Однако она тут же ожила, бедром захлопнула дверь, улыбнулась отработанной улыбкой, будто происходящее было шуткой, будто мы играли роли.

– Лия, – произнесла Эмми.

Мое имя слетело с ее губ с фальшивым восторгом – только что, во дворе, она звала совсем по-другому. Куртка упала в ближайшее кресло, Эмми надела на запястье часы, браслет звякнул. Она встряхнула его еще раз, вызывая музыку. Знакомо – и одновременно незнакомо – рассмеялась.

– Как же я рада, – сказала, словно давно ждала моего приезда. – Ты ведь в курсе, что произошло, да? Я не могла вернуться. – Эмми подошла ближе, покачала головой, отросшие волосы скользнули по плечам. – Но я знала, что ты меня найдешь.

Я хотела верить, только чувствовала в Эмми притворство и отчаяние, видела множество ее лиц.

– Вот я и нашла, – произнесла я и стала ждать.

Куда она повернет разговор? Расскажет ли о случившемся? Или попробует выведать, что известно мне?

Эмми потерла озябшие руки, глянула в окно.

– Ты пешком?

Я не ответила. Протянула ключ от дома, на плетеном детском колечке:

– Ты забыла.

Пальцы, принимавшие ключ, дрожали – я заметила. Она, конечно, догадалась об остальных моих находках из коробки. Но вот поняла ли, что я теперь знаю про оба преступления, прошлое и нынешнее?

– Останешься? – спросила Эмми, словно я была желанным гостем.

– Нет, я в городе проездом, со своим молодым человеком.

Глаза у нее вспыхнули.

– Молодой человек? Ого. И кто же он?

Подбирается ближе, непринужденно обходит острые углы.

– Его зовут Кайл. Он детектив полиции. Я встретила его, когда заявила о твоем исчезновении. Встретила, когда меня сочли причастной к смерти Джеймса Финли. Встретила, потому что Бетани Джарвиц присвоила себе мои документы, которые получила от тебя.

Глаза Эмми расширились от потрясения.

– Лия… – Она вытянула ко мне руку: мол, ты все неправильно поняла. – Бетани Джарвиц убила Джеймса Финли. Я узнала о ее замыслах. И защитила тебя. Поступила так ради тебя.

Воображение услужливо прокрутило кино: Эмми сидит на опушке леса – тогда, с совами, – высматривает Бетани. Защищает меня. То самое воплощение Эмми, о котором я всегда мечтала.

Однако концы с концами не сходились. Слишком много деталей головоломки не укладывалось в эту картину, несмотря на мое отчаянное желание в нее поверить.

– Неужели? – бросила я. – А мне вот кажется по-другому. Ты жила под чужим именем в полуподвальной квартире в Бостоне. Брала с меня деньги. Ты украла мой кошелек и устроилась на работу в бар по моему удостоверению личности. Потом сбежала. И в бегах ты занималась бог знает чем, но только не волонтерством для Корпуса мира.