Стояла на цыпочках, положив руку на бетонный подоконник, в темноте. В темноте: никому не видно, что на улице, зато мне видно, что внутри. Я наблюдала, как Пейдж снимает с высокого стульчика малыша, вытирает ему лицо, усаживает себе на бедро.

Она была в кухне. Напряженно смотрела вверх, на темную лестницу, как смотрела каждый вечер после смерти Аарона. Словно по ступенькам мог кто-то спуститься.

Вот здесь он это сделал. Растворил в вине таблетки, принял их – то ли чтобы притупить страх, то ли чтобы укрепить решимость. В тот вечер я тоже стояла по другую сторону окна. Первым я увидела не повешенного Аарона, а бокал на столе. Одинокий бокал красного вина, почти пустой. Как Аарон все осуществил? Воспользовался стремянкой, теперь задвинутой в угол за холодильник? Или просто шагнул с перил на середине лестницы? Как понял, что перила выдержат?

Пейдж мурлыкала какой-то мотив, укачивала малыша. Однако голос ее звучал издалека, очень приглушенно – нас разделяло стекло. Повинуясь порыву, я достала мобильный, набрала домашний номер Хэмптонов и услышала звонок в квартире. Пейдж застыла. За моей спиной вдруг раздались шаги. Я поспешно отключила телефон и резко обернулась, сканируя темноту, но никого не заметила. Втянула голову в плечи и, держась в тени, юркнула за угол, а оттуда в ближайший бар. Темный и задымленный. Когда я заказывала первую порцию выпивки – успокоить нервы, – руки у меня дрожали.

Возможно, даже тогда Эмми была рядом. Наблюдала.

Возможно, пробовала раньше. Несколько раз в тот день. В метро; когда я расплачивалась за кофе. Или накануне – у стеллажей в продуктовом магазине. Возможно, она пыталась двадцать раз, прежде чем я подняла голову и увидела.

Для достижения идеального результата нельзя полагаться лишь на случай.

Аарон вновь возник в моей жизни, потому что я искала его. Искала всегда.

Вводила запрос в интернете каждый год, каждый месяц: Аарон Хэмптон.

Наблюдала за тем, как он стал доктором наук. Женился на Пейдж. Их улыбающиеся лица в колонке про светскую жизнь, фотография из яхт-клуба, где родные Пейдж состояли членами. Корабли и паруса на фоне мерцающих огоньков.

Я наблюдала за тем, как Аарон начал преподавать. Наблюдала и ждала. Каждый раз, вбивая в поисковую строку его имя, я погружалась в темноту, падала в дыру во времени, где по-прежнему ничего не могла разглядеть, даже через годы.

То было предисловие, а я страстно желала развязки.

И наконец, наконец, я заполучила историю. Отследила связи, ощутила плавный танец фрагментов головоломки, сумела навести на Аарона четкий фокус. История, которая обязательно заинтересует моего шефа, заинтересует читателей.

– Четыре самоубийства за один год, – сообщила я Логану, и глаза у него загорелись.

Источник. Источником была двадцатидвухлетняя девушка, вчерашняя выпускница колледжа, которая жила вместе со своей лучшей подругой и женихом этой самой подруги. Девушку я не выдумала. Лишь изменила кое-какие детали, чтобы никто ее не опознал. И спрятала, чтобы никто не нашел.

Все решили, будто моей целью было погубить невиновного, только они ошиблись.

Моей целью было выступить от имени той безымянной девушки, которую никто не сумел опознать. Я об этом не пожалела.

Правда или просто история – неважно, с чего начинать; главное – двигаться в нужном направлении.

Если конечной целью является правда, то любые способы хороши.

Тем не менее… Временами из-за смерти Аарона я чувствовала себя ограбленной, словно он по-прежнему брал надо мной верх, по-прежнему смеялся, даже из могилы: «Ничего не сможешь доказать!..»

Поэтому меня до сих пор тянет к этому окну, такому знакомому.

Я вижу шевеление занавесок, вентилятор на потолке, тень человека в кухне. Затем дверь со скрипом открывается, вспыхивает наружное освещение – и два наших мира встречаются вновь.

Я вжалась в кирпичи за мусорными баками – даст бог, она меня не заметит. В руках у нее был мешок с мусором, а на поясе что-то потрескивало. Радионяня. Я затаила дыхание, однако меня загнали в угол. Приказали:

– Повернись, или я вызову полицию.

Что мне было делать? Я подняла руки перед собой и повернулась.

Пейдж безмолвно ахнула.

Сильно ли она изменилась за эти годы? Что сказать?

Сильнее, чем я думала, пока Пейдж оставалась лишь тенью за занавесками, пока черты и краски смягчал двойной стеклопакет. Или пока она была лишь силуэтом в толпе, вдалеке, а я не отрывала глаз от рыжего хвоста на голове – заглаженные назад волосы, кудри, которые Пейдж никогда не удавалось толком укротить; со временем она и вовсе махнула на них рукой.

Пейдж во плоти постарела сразу лет на десять. Возможно, это из-за материнства, которое автоматически выдергивает женщину из круга ровесников и переводит в старшее поколение? Или из-за потери мужа, который повесился на лестничных перилах перед возвращением жены с прогулки? Словом, теперь лицо Пейдж посерело, веснушки поблекли и сошли на нет. Может, дело в макияже? Вряд ли: под глазами залегли густые тени, щеки стали впалыми, черты лица заострились. От внешних уголков глаз бежали морщинки, словно Пейдж щурилась. Зато тело налилось – груди, бедра, живот, – чтобы родить ребенка, вскормить его.

На ней было шерстяное пальто, но воротник расстегнут, она наверняка мерзла и мечтала спрятать подбородок от ветра, однако головы не опускала. Розовые губы, чуть приоткрытый рот, зачесанные назад волосы – непослушные, выбившиеся из прически. Карие глаза обычно отливали зеленью, а сейчас выглядели тусклыми, безжизненными. При виде такой Пейдж я оробела и забыла все заготовленные слова.

Она не глядя сунула руку в карман пальто, и у меня мелькнула мысль, что сейчас Пейдж вытащит пистолет – и я ее пойму. Прохожие на улице ничего не заметят, занятые своими делами. Но Пейдж достала телефон.

– Подожди, – попросила я.

Рука с телефоном нерешительно замерла в районе бедра.

– Один звонок, – сказала Пейдж.

Ее голос, которого я давно не слышала, такой знакомый, такой родной… Он сыграл со мной злую шутку: я вдруг вновь поверила, что мы подруги, что еще можно все исправить.

– Одно мое слово, и ты попадешь за решетку.

Пейдж держала телефон перед собой, грудь ее вздымалась и опадала. То, что я изначально приняла за страх, на самом деле оказалось ощущением собственной власти. Моя судьба была в руках Пейдж, и она это знала.

– Я уехала. – Я загораживалась от нее ладонями, словно в грудь мне смотрел не телефон, а пистолет. – Я не живу в Бостоне. Не прихожу сюда. Не звоню. Я переехала и оставила прошлое в прошлом.

– Какая молодец… Оставила прошлое в прошлом? Мне от этого должно полегчать? Тогда какого черта ты тайком бродишь возле моего дома? – Пейдж брезгливо поморщилась. – Заглядываешь в окна?