Кайл вздыхает, трет лицо ладонями. И потом, обреченно и, тем не менее, все так же упрямо:

— Нет. Не могу. Я ухожу.

— Отлично! — Ники резко поворачивается. — Сэр Макс, место второго штурмана еще вакантно?

— Да, — растерянно отвечает шеф «Мак-Коски».

— Тогда я бы хотела его занять, если вы не против.

— Как бы не так! — Кайл орет, а Макс понимает — нарастает чисто итальянский скандал. — Кто тебе разрешит?!

— Кто мне запретит, хотела бы я знать?! Это мое решение! — она обжигает его взглядом, которого он давно не видел. Наверное, с того бала в Монако. Сто миллионов лет назад. — Учти, Кайл! В нашей семье кто-то обязательно будет выступать в ралли. Если не ты, то я!

Между ними только что воздух не искрит, а у Макса идиотское, но непреодолимое желание залезть под стол.

— Ах, так!? Так, значит?! Ну, раз ты так… — он с трудом подбирает слова. — Готовь контракт, Макс! МОЙ контракт!

И с этими словами он вылетает из кабинета, оставив Макса и Ник наслаждаться грохотом захлопнувшейся двери.

— Ох, Ники, что ж мы наделали… — спустя несколько секунд произносит растерянно сэр Макс.

— Нда… что-то он разошелся, — задумчиво отвечает Николь. — Пойду-ка я исправлять то, что натворила. А вы, сэр Макс, готовьте контракт. Его.

Она нагнала его на полдороге к боксам. Положила руку на плечо, он, разумеется, тут же ее сбросил. Снова руки туда же, теперь уже обе. Он снова резко повел плечами в попытке скинуть их. Ник не сдалась, обхватив его крепче за плечи, прижавшись к спине, губами в основание шеи, туда, где заканчивалась футболка.

Ну, хоть остановился. Но стоит, как каменный, только дышит тяжело. И кулаки сжимаются. Тихонько гладит твердое плечо.

— Кайл… — шепотом, в шею. — Ну, Кайл…

— Я это сделал ради тебя! И ради Джо! — он и говорит-то с трудом. — А ты… ты… — снова дернул плечами, но она не отпустила.

— Я все понимаю…

— Ни хрена ты не поминаешь! — он срывается в крик, выворачивается из ее рук, и она видит его глаза — потемневшие, разочарованные, гневные. Но она все равно держит его за плечи. Не отпустит! — Мне иногда кажется… — он говорит это тише, но горько, — что для тебя интересы команды важнее… чем я. Или чем наш сын.

— Не дури! — притягивает его к себе, близко, глаза в глаза. — Я это сделала ради тебя!

— Да? — усмехается желчно, неверяще. — Где логика? Ждешь, когда я убьюсь нахрен?!

— Кайл!!! Не провоцируй меня! Иначе я тебе все-таки влеплю пощечину!

— Давай, валяй! Покажи, как ты на самом деле любишь меня!

Идиот! За шею притягивает его близко, несмотря на его нехилое сопротивление. Но влюбленную женщину трудно остановить! И яростным шепотом в ухо:

— Ты НЕ сможешь без этого! Не ври себе! Ты зачахнешь. Через полгода или через год! А, может, и раньше. Хочешь превратиться в унылого типа с потухшими глазами?! Я не хочу такого мужа!

— И что теперь?.. — он слегка обескуражен ее словами. — Я же не смогу гонять всю жизнь. Когда-то придется…

— Когда-то! — она все так же крепко держит его, не отпуская. — Но не сейчас! У тебя есть несколько лет на то, чтобы заниматься любимым делом. И на то, чтобы подумать, что тебе подойдет лучше всего, когда время уходить ДЕЙСТВИТЕЛЬНО придет. Но не сейчас, Кайл. Нет.

— Нет?

— Ты должен делать то, что приносит тебе удовольствие. То, ради чего ты создан. Я хочу, слышишь, хочу, чтобы ты был счастлив! А без гонок ты счастлив не будешь, Кайл Падрон! Потому что ты, мать твою, чемпион!

— Черт побери, Ник…

— Не заставляй меня умолять тебя…

Его руки наконец-то поднимаются, чтобы лечь на ее талию. Прижать к себе, хотя куда уж ближе.

— Все равно… Я боюсь, Ники…

— Все будет в порядке… — шепчет она, шевеля ему волосы дыханием. — Ты профессионал. Ты не позволишь себе ошибаться. У тебя прекрасный штурман, почти такой же, как я когда-то. Машина не подведет — за этим слежу я. И… мы будем всегда с тобой — я и Джо. Мы не позволим случиться плохому.

— Да, — выдыхает. — Вы всегда со мной, в моем сердце.

Так и стоят, обнявшись, и молчат. Сказать больше нечего. Пока молчание не прерывает трель телефона. Кайл со вздохом лезет в карман.

— Да, мама. Где? А Джо? Ладно, понял, — и, уже обращаясь к Ники: — Пойдем спасать Профессора. Бабушка временно капитулировала и отсиживается в парикмахерской.

— Профессор, где мой сын?

— Он с Марселем, — отзывается Кеснель, не отрываясь от изучения каких-то чертежей. — Ник, посмотри-ка…

И пока Ники отвлекается на Оливье, Кайл проходит в глубину боксов.

Юный Джо Падрони сидел в компании одного из младших механиков и был занят тем, что методично пытался засовывать все валяющиеся рядом блестящие запчасти себе в рот. А лохматый Марсель так же методично отнимал их у малыша, в результате чего периодически у этих двух возникала дискуссия на повышенных тонах — Джо возмущенно вопил, а молодой механик хохотал.

— Вот ты где, бандит!

Услышав знакомый голос, ребенок поднимает голову и, радостно улыбнувшись во все свои восемь зубов, тянет к отцу ручки. Кайл подхватывает сынишку на руки.

Все, кто хоть однажды видел Кайла Падрона с сыном на руках, не упускали случая съехидничать над чемпионом и проинформировать того, что его сын на него нисколько не похож. И в самом деле — малыш Джо был отменно упитан, белокож, светловолос и голубоглаз. Уродился то ли в мать, то ли в покойного американского деда-боксера. Хотя, принимая во внимание тот факт, что основную часть времени ребенок проводил с бабушкой, общественное мнение склонялось к тому, что более всего Джонатан Падрони походил именно на нее.

Кайла это нисколько не беспокоило. Он заявлял, что главное, а именно, pene[7]и страсть к гонкам, его сын унаследовал от отца. А цвет глаз и волос — дело десятое. Сын отвечал отцу глубокой взаимностью, несмотря на несовпадение цвета волос и глаз, и при малейшей возможности не слезал у отца с рук. Хотя возможностей таких у малыша было немного — учитывая, что спустя две недели после его рождения родители вернулись в раллийный чемпионат, а Джо в компании бабушки (которая с возмущением отвергла идею Ники о том, чтобы нанять Джонатану какую-то там няньку при наличии родной бабушки и, оставив хозяйство на мужа, стала на время членом команды «Мак-Коски») отправился следом за родителями в кругосветку.

Надо сказать, что характер у Джо был истинно нордический — он рос спокойным здоровым малышом, давая родителям возможность заниматься любимым делом. Единственное, на чем он настаивал с совершенно сицилийским упрямством — спать он желал только с родителями, в обществе маминой груди. Что доставляло папе просто-таки колоссальные неудобства.