Гостей из Канкуна встречали радостными криками, но в воздух никто не стрелял, зато просветили сканерами их машины и их самих. Тут уже был военный лагерь, а не казачья вольница. Потом, после встречи и подтверждения личностей, им дали отдохнуть, помыться и прийти в себя.

– Здесь когда-то жил в изгнании Лев Троцкий, – вспомнил Ян про своего кумира, а сталинист Гаврила привычно пробурчал про героя Советского Союза Рамона Меркадера, но эта шутливая пикировка не могла никого обмануть. Она была почти ритуальной.

– Почтим память великого человека, – Виссер прикоснулся к своей бейсболке и неожиданно запел, сильно фальшивя:

– Ага. У Льва Давыдовича никак не выходил из головы ледоруб! – выдал доктор старый каламбур.

– Ты что-то имеешь против человека, который был одним из организаторов Октябрьской революции? – спросил его бывший дизайнер.

– Имею. Раз ликвидировали – значит, было за что! – ответил Гаврила, давая понять, что разговор окончен.

В холле, где на стене под стеклом еще висели расписания занятий, их встречала Софи. Она появилась из ниоткуда рядом с монитором из «умной краски», который беззвучно транслировал революционную агитацию. Вначале Максим увидел, как в пустоте на расстоянии протянутой руки зажглись темные глаза, обрамленные ресницами, потом появилась полоска оливковой кожи лица. Потом появились губы и расплылись в улыбке, заставив вспомнить Чеширского кота.

Невидимая рука сняла капюшон костюма, и вот уже перед ним висит в воздухе очаровательная головка Софи. Комиссар по этике (с правом осуществления судебных функций) носила короткую стрижку, но это не делало ее менее привлекательной.

Все, что было ниже, пока оставалось невидимым, но уже обретало знакомые контуры ее силуэта.

– Салют! Проверяю адаптивный камуфляж, – объяснила она, смеясь. – Мне его сегодня выдали, а он барахлит. Иногда покрывается узорами всех цветов радуги.

– Ну ты даешь!. А если бы мы струхнули и пристрелили тебя?

– Твоих людей я предупредила, – улыбнулась девушка. – А про тебя я знаю, что ты парень нерасторопный.

И верно, хихикают черти, стоя у него за спиной. Толкают друг друга локтями. Санчес так вообще еле сдерживает смех. Макс мысленно пообещалим это припомнить. Сговорились с ней, чтобы его разыграть! Ну что за детский сад? И уже даже к локальной сети подключились, раз она сумела перекинуться с ними словом.

Но на нее злиться он не мог.

Как хамелеон, Софи меняла цвета, пока не остановилась на темно-зеленом пятнистом. Костюм все еще подчеркивал ее спортивную фигуру. Она была невысокого роста, не полной, но и не худенькой, что нравилось мужчинам. Впрочем, ей до мужских взглядов демонстративно не было дела. Цвет ее волос изменился. Сегодня она была блондинкой, что сильно контрастировало с довольно смуглой кожей. В ней была намешана кровь всех основных рас, – хотя сама Софи говорила, что в биологическом смысле рас не существует, их придумали белые, чтобы дискриминировать коренных жителей колоний. И, в общем-то, мейнстрим мировой науки был с ней солидарен, хотя отец и говорил Максиму, что «ученые, видимо, дальтоники и не отличают черное от белого».

Софи между тем сняла костюм, который перестал «приспосабливаться» к среде, став обычной серебристой тканью, лежащей у ее ног. Она убрала его в небольшой пакет, который незамедлительно сам из себя откачал воздух.

Оставшись только в белых шортах и коротком узком топике, женщина видела, что на нее беззастенчиво глазеют все «вильисты» мужского пола, но совсем не смущалась. Хотя они буравили ее глазами скорее с любопытством – не каждый день увидишь полуголого комиссара… или комиссарку. Кто-то присвистнул. Можно было бы ожидать этого от Санчеса или Диего, но это был Ян. Хотя он тут же засмущался и осекся.

– Добро пожаловать в Мехико, товарищ, – поприветствовала она Макса, пожимая его руку и подаваясь ему навстречу, – И как это тебя еще не убили, император Максимилиан?

– Рад, что тебя тоже, – ответил он ей и приобнял. Очень целомудренно, как сестру. Не почувствовав ничего, кроме душевной теплоты.

«Старею, что ли? Или события этих дней сказались?» – подумал Рихтер.

– Знакомые лица! Герои трудового народа! – приветствовала Софи его товарищей, здороваясь за руку с каждым. – Я горжусь, что…

– Комаров погиб, ты слышала? – прервал он ее. – Был в отеле, когда тот взлетел на воздух.

– Я знаю, – кивнула она, на лицо ее набежала тень. – Мы уже составили полный список наших. Сто двадцать пять. Не считая мирных.

Максим вздохнул и почувствовал, как сжимаются кулаки.

– Они ответят.

– Кровь за кровь, – согласилась Софи. – Но сейчас не время для скорби, сейчас время для боя. Пошли, надо поговорить. А вы, мальчики, пока сходите к интенданту.

Они вдвоем вышли на улицу и сели на резную скамейку, стилизованную под изделие древних ацтеков. Ее украшал орнамент в оранжевых и красных тонах и изображения божков, среди которых Рихтер узнал только пернатого змея Кетцалькоатля. Имелись ли у ацтеков такие скамейки, или они сидели на полу на циновках, поджав ноги под себя? Может, и так. Но выглядело аутентично. Скамья стояла в тени раскидистого дерева, которое Макс не смог определить. Без помощи «оболочки» он опознавал только березу, тополь и клен, да еще дуб, но только когда тот ронял на землю желуди.

В воздухе пахло цветами. К цветам он был равнодушен и за всю жизнь не выучил их названий, кроме роз и ромашек. И дарить их Макс тоже не умел и не любил.

– Чувствуешь, как пахнет? – спросила она, придвигаясь поближе,

– Свежо тут. Хотя в городе пожары. – Пока они ехали, Максим ждал, когда ее увидит, но, получив искомое, понял, что не знает, о чем говорить. И поэтому начал с чепухи.

– Верно. Когда дует с гор – воздух чище, чем раньше. Потому что промышленность стоит. И половина транспорта не ходит… А он тут не весь чистый. Ты видишь пробки?

– Нет.

– Потому что их нету. Все машины или по обочинам, или в гаражах. Я проводила мониторинг загрязненности. В Мехико стало в шесть раз меньше выбросов основных загрязнителей атмосферы, чем было при Камарилье.

– Камарилья? – переспросил Макс. – Что за термин? Вы так старый режим зовете?

– Конечно, – кивнула девушка. – Камарильей. Или «la pandilla». То есть бандой, шайкой. Но некоторые вшивые интеллигенты зовут его «копрократией».

Она так и сказала по-английски – «lousy intelligentsia».

– Кто это «вы»? Союз Освобождения Земли?

– Нет. Не упоминай этих тряпок. Мы – это «Авангард». В СОЗ кроме нас много оппортунистов и предателей. Только наша партия – это авангард трудового класса человечества, объединенный идеей построения справедливого общества на всей планете.