и я впала в какое-то странное состояние. Сначала я услышала страшный рев, как если бы гром гремел несколько минут, и при этом меня уже била не мелкая, а вполне ощутимая дрожь. А после произошло нечто, отчего я чуть было не закричала, но какая-то сила, мне показалось, закрыла мне рот. Дело в том, что я словно бы взлетела под потолок и увидела всех нас, лежащих на полу, а также Альфреда, который сидел в кресле поодаль и что-то записывал. Затем кто-то схватил меня, и мы тотчас перенеслись явно очень далеко. Там было мягкое теплое лето, и мы висели в воздухе над зеленым холмом, вокруг которого рос бескрайний дубовый лес. Я попыталась повертеть головой, но это было, наверное, глупо, поскольку, я тотчас ощутила, что у меня нет не только головы, но я вообще себя ощущаю словно бы целиком и во многих местах сразу, я не могу это объяснить, но это было удивительно. В общем, я по сути дела могла смотреть во все стороны сразу, могла выбрать какое-то направление и глядеть только туда, я могла все: перемещаться куда хочу, хоть на луну, хоть к Млечному пути. Могла ощутить себя и тут над холмом, и на луне одновременно… Но, как я поняла, мы прибыли на этот холм с какой-то важной целью, и мне не стоит отвлекаться.

Тогда я попыталась понять, кто еще находится рядом со мной. Не знаю как, но я ощущала только нечто, светящееся ярким светом, и еще чувствовала, что где-то рядом за мной наблюдает дядя. Не знаю, может быть мне и показалось, хотя, в том мире ничего не кажется, но я была уверена, что в том мире было возможно все, что не запрещено какой-то высшей силой, которую к слову, я тоже ощущала довольно отчетливо. Она не была ни грубой, ни навязчивой, она скорее давала ощущение собственной цельности. И еще было ощущение какого-то безграничного счастья, словно бы наступил большой праздник, хорошая погода и родители подарили тебе множество подарков. Затем был какой-то голос, но он был настолько мощный, что я не разобрала, что именно он говорил, однако внизу на холме я увидела нечто, чего раньше там не было, и чего я никогда не видела прежде. Я даже не знаю с чем это сравнить. Быть может, это походило на шевелящиеся мешки, наподобие тех, в каких возят поросят на ярмарку, с той разницей, что они были словно бы прозрачные и при этом наполнены дымом или туманом. И еще они как будто немного светились изнутри, хотя, может быть это мне как раз и показалось. Далее мне почему-то стало понятно, что я должна спуститься к этим мешкам, что я и сделала. И вместе со мной спустилось еще нечто, напоминавшее облако, и я снова почувствовала, что дядя где-то рядом. Но я не могла понять, где именно. И после я и это нечто, мы словно бы кружили вокруг этих мешков, пока они не разъединились что ли… Хотя, это тоже условность, просто, скорее, вся эта груда стала поменьше. Не знаю, очень трудно подбирать слова для всего того, что довелось там увидеть. А потом, когда груда этих мешков стала несколько поменьше, то светящееся существо вернуло нас обратно, и тотчас мне показалось, что я знаю много больше, чем знала до сих пор, и это тоже было так удивительно. А после, когда я очнулась, меня уже не била та мелкая дрожь, и все вообще теперь выглядело иначе, совсем по-другому, и я снова не умею сказать, в чем именно произошли перемены. Но я чувствую, что я стала совсем другой, наверное, лучше, хотя, быть может, мне просто хочется в это верить.

Глава 25

Альфред проснулся оттого, что в дверь довольно решительно тарабанили, причем, как видно, не только руками, но и ногами тоже.

– Сейчас! – прокричал он, и стук прекратился.– Сейчас… Обождите… Вот ведь проклятие…

Он пошарил ногами в поисках домашних туфель, и не найдя их, опустился на колени. Пошарив под кроватью рукой, он выудил сначала одну войлочную, слегка примятую туфлю, а после и вторую. В дверь стукнули еще раз, но уже не так сильно.

– Сказал же – сейчас! – рыкнул Альфред, и достал часы из жилета, висевшего на стуле. Было всего-то семь часов и четырнадцать минут, за окнами уже понемногу начинало сереть. Альфред накинул домашний халат, стащил с головы шелковый ночной колпак, и двинулся открывать. По дороге он опрокинул стул, и выругавшись, поднял его и поставил поближе к столу. Провернув пару раз ключ, он распахнул дверь. На пороге стояла незнакомая дама, одетая во все черное или же темно-синее, в полутьме коридора было не разобрать. Лицо ее было прикрыто довольно густой вуалью, свисающей с весьма изящной шляпки. Альфред окинул ее взглядом с головы до ног, но узнал не сразу. Лишь после обычной фразы: «Чем я обязан, мадам?», он вдруг понял, что перед ним стоит вдова бургомистра, перед которой он еще вчера ломал комедию, притворяясь писатеелм.

– Вы позволите мне войти?– спросила она холодно.

– Да, прошу вас, но будьте великодушны, застав меня в таком виде! Я как раз собирался привести себя в порядок!

– Оставьте свои куртуазности, барон. Я прекрасно понимаю, что вытащила вас из постели, но дело слишком серьезное и не терпит отлагательств. Я в отчаянии, и мне больше не к кому обратиться.– сказал вдова входя в комнату и резко оглядываясь по сторонам.

– А что случилось? – спросил Альфред мягко.

– Умерла моя служанка Ирен, вы должно быть, ее помните? – вдова сверкнула взглядом из-под вуали и бросила перчатки на стол.

– Да… видимо, она открывала мне тогда дверь, когда я приходил взять интервью…

– Да, это была она, но оставьте все это… я даже не знаю, как сказать… В общем, я прекрасно понимаю, что вы никакой не корреспондент и не писатель. Вы, по-видимому, либо сыщик из полиции, либо даже из самого Министерства, не знаю… собственно, я здесь именно потому, что вы вовсе не писатель.

Альфред попытался что-то возразить, но вдова подняла ладонь и опустила глаза. Альфред замолчал.

– Прошу вас, – сказала вдова, – хотите дальше держаться своей легенды – на здоровье, я не против, но то, что я вам скажу, возможно, вас заинтересует.

– Вот как? – Альфред простодушно поднял брови.

– Дело в том, что Ирен умерла с теми же симптомами, что и мой муж! Понимаете?

– Да, я понимаю, – ответил Альфред, – и чего вы