Я тут же интуитивно схватилась за его локоть и начала подниматься сама, хотя едва ли понимая, что со мной делают и зачем. Узнала только через несколько секунд и шагов, когда меня подвели к дальней у окна тахты и поставили на неё на четвереньки. Правда, руками я ухватилась за низкую спинку сама, испуганно уставившись в собственное отражение в оконном стекле, частично слившееся с городским пейзажем ночного Сан-Франциско и всего в нескольких дюймах от моего лица. И то, что я там увидела, не могло не поразить своей одновременно и пугающей, и завораживающей картинкой. Практически сюрреалистичной, в которой я с трудом узнала саму себя. Скорее, похожую на меня девушку, с взлохмаченными тёмными волосами, с расширенными и одуревшими, будто под неслабой дозой, глазищами и густыми потёками белёсой, уже начавшей подсыхать жидкости почти по всему лицу.

— Помнится, ты когда-то возмущалась, почему я в тебя кончаю? — низкий гортанный баритон очередным выстрелом ворвался в мою голову через ухо, вместе с дыханием и едва ощутимым касанием губ.

Какое-то время Стаффорд придавал мне более удобную для себя позу. Разводил шире ноги, продавливал ладонью в пояснице, чтобы я ещё больше выпятила ягодицы в более развратном и раскрытом положении.

— Могу ответить на это сейчас.

Потом он меня ненадолго отпустил, и по отражению в стекле я поняла зачем. Чтобы снять с себя тёмно-серую рубашку и ещё больше приспустить с бёдер штаны. А уже после этого накрыть меня собою, обхватить снизу одной ладонью опять за горло, а пальцами другой провести несколько раз по моей горячей и очень влажной промежности, усиливая давление на клиторе и складочках вульвы, чтобы заставить меня немощно всхлипнуть, задрожать и неосознанно податься за его рукой.

— Мужчинам от природы нравится метить своих женщин. И, да! Они любят в них кончать и любят, когда те пахнут их семенем. Это порою нереально заводит.

И словно в подтверждение своим извращенным словам Стаффорд намеренно громко втягивает носом воздух у моего виска и щеки, всего в дюйме от размазанных им там густых капель спермы. А затем совсем уж неожиданно заменяет пальцы на моей киске на залупу члена и без лишних прелюдий входит в меня. Точнее вспарывает одним резким ударом, на всю немаленькую длину ствола, тут же усиливая хватку рук и не позволяя мне отпрянуть или как-то вывернуться. Хотя, без боли не обошлось и в этот раз. Слава богу, длилась она не так уж и долго.

Так что, да. Я не удержалась и вскрикнула, и далеко не один раз. Потому что он начал сразу же во мне двигаться, вернее, вбиваться — жёстко, грубо и быстро. Буквально насаживая на весь член до самого упора, до характерных звучных ударов мошонкой о мою промежность и мускулистых напряжённых бёдер о мои ноги. Как заведённый, без передышки и пощады для меня, растирая моё лоно бешеными фрикциями до такой степени, что боль в какой-то момент попросту взяла и трансформировалась в разрастающееся и всепоглощающее ненормальное удовольствие. Причём так быстро, что я и понять не успела, как меня им пробрало. Практически насквозь, выжигая из сознания все разумные мысли и превращая в беспрестанно стонущую от похоти озабоченную сучку.

— И разве тебя саму не заводит, когда я кончаю с тобой одновременно? Находиться на одной волне и её пике, чувствуя то, что невозможно почувствовать в одиночку…

Я уже почти не разбирала его последних хриплых слов, поскольку уже находилось на пределе. И чем сильнее и беспощадней он в меня вбивался, тем меньше я понимала происходящее, пока меня банально не накрыло первым мощным оргазмом, и я едва буквально не полезла на стекло. Не держи меня при этом в своих руках Стаффорд и не продолжай насаживать на член, я бы, наверное, так и сделала. Но он вцепился в меня ещё крепче и усилил толчки настолько, что я вообще перестала соображать, что со мной происходит, лишь ещё глубже проваливаясь и сознанием и телом в эти сумасшедшие ощущения. Пока они вновь не стали нарастать, так и не успев затихнуть или сойти на нет, и пока меня не пробрало новыми вспышками ещё одного не менее бурного оргазма. А может даже и двойного, поскольку в этот раз со мною вместе кончил и Рейнальд. И, да, я это тоже прочувствовала. Будто меня пробрало исходящим от него экстазом, хотя он и не стонал и вообще никак не проявлял собственной эйфории, но я всё равно её впитывала и понимала, что мы оба, как он сам до этого говорил, несёмся на одной волне. Мы вместе сгорали и плавились в эпицентре обоюдного апогея, как одно целое, растворяясь в нашем общем безумии и даже мечтая исчезнуть в нём навсегда…

Как жаль, что это не могло длиться вечно. Что физическое удовольствие не может навсегда перекрыть жёсткую реальность и живущую там боль. Правда, Стаффорду в ту ночь удалось совместить и первое и второе, вначале вернув меня резко на землю напоминанием о том, кем я здесь для него являлась, с чередой последующих сексуальных унижений, а потом вынуждая сходить от желаний к нему снова и снова. Снова заставляя меня кончать раз за разом и изводить своими изощрёнными пытками до умопомрачения. После чего, где-то через час или даже больше, попросту выставив меня за двери кабинета и приказав возвращаться обратно в свои комнаты.

Те минуты для меня уже превратились в странный, точнее даже бредовый сон. Я едва ли осознавала, что делаю и куда иду. А может просто не хотела этого осознавать, когда босиком на сильно дрожащих ногах интуитивно шла в нужную мне сторону, одной рукой придерживаясь за ближайшую стенку, а второй стягивая планки блузки на голой груди. Кажется, это единственное, что Стаффорд мне позволил надеть на себя, когда выгнал из своего кабинета.

Но, не смотря на выжатое до основания состояние и жуткую слабость во всём теле, на стекающие по внутренней части бёдер густые ручейки спермы и на уже высохшие её обильные пятна на груди, животе, ягодицах и лице, я не испытывала себя ни сломленной, ни доведённой до очередного срыва тряпкой. Я даже вроде как улыбалась, едва ли это понимая. Скорее делая это подсознательно… ведь, как ни крути, но он меня оставил. Не выгнал на улицу, не продал в рабство кому-нибудь из своих друзей, не свёл со мной счёты, а именно оставил, потому что до сих пор хотел. Да. Попытался меня наказать в привычной для него манере, но он это сделал со мной, а не с Моной. Он выбрал меня! Так что… Этот поединок выиграла я! Неважно какой ценой, но выигрыш за мной и только за мной!

— Почему ты не хочешь ничего рассказывать о себе и Стаффорде? Ты же не можешь не понимать, что ваши версии из совместного прошлого будут всегда отличаться. А окончательно разобраться, кто же в данном случае был жертвой, а кто, наоборот, использовал кого-то в личных целях, будет попросту невозможно.

Если раньше, практически сразу после операции я старалась не затрагивать при встрече с матерью особо эмоциональных тем, то уже по окончанию её второй реабилитационной недели поняла, что осторожничать было как-то уже явно бессмысленно. Мама не просто шла на поправку, в буквальном смысле возвращаясь к прежней жизни, она действительно выглядела так, будто набиралась жизненных сил от всего, что ей приходилось делать в реабилитационном центре. От лекарств, от пугающего курса витаминов и препаратов, которые не позволяли организму отторгать чужую почку, ну, и, само собой, от специальной диеты с последующими физиотерапевтическими занятиями, благодаря которым она едва не заново училась ходить и делать большую часть вещей самостоятельно.