— Это вряд ли можно назвать адюльтером в полном смысле слова. Я прошу прощения, миледи, что говорю вам о таких вещах. Так вот, упомянутый дом посещают люди, которые любят… орудовать хлыстом. Несчастным женщинам платят за то, чтобы они терпели порку.

— Стало быть, они заслуживают этого. Они были гадюками, змеями, пытавшимися соблазнить моего господина. А он был беспомощен и…

Кейн покачал головой и, перебивая мать, проговорил:

— Позволь мне рассказать тебе, что произошло. Только сначала сядь, пожалуйста.

Усадив мать в кресло, Кейн вновь заговорил:

— Мама, ты помнишь, когда мой отец заболел лихорадкой? Это случилось сразу после того, как я уехал в Итон.

— Милостью Божьей он выздоровел.

В течение всех этих лет Кейн задавался вопросом: было ли это вмешательство Божьим — или вмешательством недобрых сил? До болезни маркиз был деспотичным, раздражительным и очень набожным. После болезни все эти качества проявились еще более отчетливо и дополнились необъяснимой гневливостью и жестокостью.

— Я думаю, мама, что именно тогда отец почувствовал в себе… эти ужасные позывы. Он каждый год уезжал в Лондон на парламентские заседания, но никогда не брал тебя с собой.

Маркиза утвердительно кивнула:

— Да, конечно. В наказание за мои прегрешения он отстранил меня от себя.

— За какие прегрешения?

— После рождения твоей сестры я больше не могла забеременеть. Бог наказал меня за мои грехи бесплодием.

Усевшись в соседнее кресло, Кейн потянулся к руке матери, но та, отстранившись, прижала руки к груди. Кейн, вздохнув, проговорил:

— Мама, но ведь у тебя и так двое детей, верно? Значит, Бог не наказывал тебя бесплодием.

— «В печали ты должна родить детей, и твое желание должно быть обращено к твоему мужу, и он должен править тобой». — Как всегда, у матери находился стих из Библии на любой случай — независимо от того, был ли он к месту или нет.

— Он убил женщину! — выпалил вдруг Кейн, не сводя глаз с лица матери. — Он забил ее до смерти. Это случилось как раз в тот год, когда он выгнал меня из дому. И в этот же год начал бить тебя, верно? Не потому ли начал бить, что даже в лондонские бордели, где практикуют порку, его перестали пускать?

— Нет, не верю, — прошептала мать, и Кейн понял, что ему никогда не удастся переубедить ее. Мать вбила себе в голову, что ее муж — святой, и она никогда не откажется от своих фантазий.

Немного помедлив, Кейн проговорил:

— Если ты станешь возражать против моего опекунства над Эстер, я расскажу в свете, кем был мой отец.

— Он был святым! — в очередной раз заявила маркиза.

— А святые разве посещают бордели? Святые запарывают проституток до смерти? Святые избивают своих жен? Знакомые наверняка будут ухмыляться, когда узнают, каким был на самом деле Праведный Маркиз.

— Ты запятнаешь его доброе имя?!

— С величайшим удовольствием, миледи! Ведь он запятнал мое!

Гнев на время пересилил жалость к матери, жалость к женщине, давшей ему жизнь. Но тут Кейн вспомнил, что и она пострадала от рук того же безумца, и заставил себя успокоиться.

Мать же в отчаянии воскликнула:

— Нет, не позволю! Я не отдам дочь в твои грязные руки! — Она закрыла лицо ладонями.

— Мама, успокойся, — сказал Кейн. — Посмотри на меня, пожалуйста. Ведь я — твой сын. Ты помнишь об этом? Ты знаешь меня всю мою жизнь. Подумай хорошенько… Неужели ты и в самом деле веришь, что я способен совершить такое?

Тут мать наконец-то посмотрела на него. И в какой-то момент ему показалось, что она смотрела на него так, как должна смотреть мать на своего ребенка. Но затем ее лицо исказилось, и она завопила:

— Нет, я не могу поверить, что мой господин — лжец!

Кейн сокрушенно покачал головой. Даже сейчас, спустя три года после своей смерти, муж оставался для этой женщины господином.

— Мой отец был безумец! — не удержавшись, прокричал Кейн. — И я могу это доказать. У меня много свидетельств. — Он произнес эту угрозу с намерением ее осуществить, и в то же время ему очень хотелось верить, что делать это не придется.

А мать, казалось, задумалась о чем-то. Возможно, в глубине души она знала, что ее муж был безумцем. Ведь она была свидетельницей многих фактов, подтверждавших это. Однако она не могла заставить себя признать очевидное.

— Ты неблагодарный сын, — проговорила она наконец. — И я не позволю тебе запятнать доброе имя твоего отца. Поэтому… — Маркиза тяжело вздохнула. — Поэтому я снимаю свои возражения.

Кейн мысленно ликовал. Все-таки он добился своего!

— Ты не должна бояться за Эстер, — сказал он, пытаясь успокоить мать. — Поверь, я никогда ее не обижу. К тому же ты сможешь по-прежнему ее опекать, но только — вместе со мной. Я пока еще не женат, но хочу представить тебе свою невесту. Почему бы тебе не приехать в Лондон?

К его облегчению, мать отказалась. Было бы ужасно трудно заменить всех своих друзей слугами, подобранными его тетей. И если бы мать оказалась на Беркли-сквер, то жизнь стала бы невыносимой.

— Прошу прощения, милорд, — сказала она, поднимаясь с кресла. — Я намерена удалиться в свои комнаты. Вы надолго здесь останетесь?

— Я должен побыстрее вернуться в Лондон, — ответил Кейн. Ему вдруг захотелось поцеловать мать, но он не решился. Поэтому лишь поднял ее книгу и протянул ей.

Он прекрасно понимал: матери было не так-то просто уступить, и она сейчас ужасно переживала из-за своего поражения.

— Миледи, поверьте, все будет хорошо, — продолжал Кейн с почтительным поклоном. — Как моя мать, вы пользуетесь моим уважением и любовью. Надеюсь, что в один прекрасный день вы ответите мне тем же.

Возможно, этого никогда не произойдет, однако Кейн не терял надежды. И конечно же, он будет и впредь прилагать все усилия к тому, чтобы окончательно помириться с матерью.

Джулиана прибыла на аукцион довольно рано. Зная, что последний день распродажи привлечет сюда всех книжников Лондона и даже коллекционеров из других мест, она договорилась встретиться с сэром Генри заблаговременно — чтобы они успели занять хорошие места, откуда будут видеть почти всех своих конкурентов.

Когда зал начал заполняться людьми, сэр Генри шепотом проговорил:

— Кажется, я вижу Спенсера. Вы уверены, что он не претендует на «Часослов»?

Джулиана покачала головой:

— Нет, он не будет на него претендовать. Он может приобрести несколько менее значимых книг, но у него не хватит средств, чтобы приобрести нечто существенное. Авторитетные люди говорят, что он сейчас ведет переговоры о том, чтобы купить коллекцию лорда Блэндфорда.