– Одни.

– Ни у вас, ни у него нет жены?

– Нет

– А куда они делись?

– Я развелся почти семь лет назад, а отец закоренелыйхолостяк…

– А ваша мама, она не была его женой?

– Нет. Она была проституткой, с которой он время отвремени спал. – Митрофан оторвал взгляд от окна и в упор посмотрел наМарго. – Она забеременела от него, родила меня и подбросила Базилю…

– Как подбросила? Почему?

– Потому что маленький ребенок мешал ейразвратничать. – Он цинично улыбнулся. – Она спихнула меня отцу,когда мне едва исполнилось два месяца… С тех пор ни Базиль, ни я ее не видели.

– Теперь мне понятно, почему вы не любитепроституток, – тихо сказала Марго. – Но ответьте мне: если б вашамать была, например, скрипачкой, вы бы так же горячо ненавидели всех музыкантш?

– Нет.

– Я так и думала…

– Только проститутка способна на такое, – горячоначал Митрофан, но Марго его перебила:

– Да бросьте вы! От своих детей отказываются женщиныразных профессий… Проститутки даже реже, чем остальные! Мне не верите,почитайте Мопассана…

– Вы еще Куприна вспомните! И Достоевского! Они любилинаходить оправдание своим шлюховатым героиням… – Он подался вперед,сощурился и заявил: – А я считаю, что проституция – самое постыдное занятие дляженщины.

– Лучше убивать?

– Не лучше. Но так же ужасно! И меня поражает то, чтовы так не считаете!

– А меня поражает ваша самонадеянность! Почему вырешили, что вправе судить меня и таких, как я? – вскричала она. – Высчитаете нас безнравственными, развратными созданиями только потому, что мыспим с мужиками за деньги! А вы никогда не задумывались над тем, что толкает наэто женщин?

– Как раз безнравственность и толкает! – Он тожеповысил голос. – Вот вы? Разве вы не могли найти себе другую, болеедостойную работу?

– Нет.

– Почему? Вы молоды, неглупы, я даже подозреваю, что у васесть образование… Ведь так?

– Я закончила пединститут.

– Пединститут! Значит, вы могли устроиться работать вшколу! А вы вместо уважаемой, крайне почетной профессии педагога выбрализанятие проституцией…

– Вы не забыли про это? – Марго задрала свою слабуюкривую ножку с короткими, как у младенца, пальчиками. – Как я могуработать в школе? Вы представляете, как меня будут травить ученики?

– Когда я учился в школе, у нас был учительфранцузского языка с огромным горбом, и ничего!

– И какое прозвище вы ему дали? Квазимодо? Карлик-нос?Или просто Горбун?

– Крючок. Но только потому, что фамилия его былаКрючков…

– Нет, не только потому! Я знаю, сколь жестоки бываютдети к таким как я… Особенно теперешние дети. Когда я проходила практику водной из городских школ, я в полной мере ощутила эту жестокость… У меня былобольше всех кличек, но я помню только три: Карла, Огрызок, Кочерыжка. Мальчишкинадо мной насмехались, девочки ненавидели – они воспринимали мое красивое лицо,как вызов… – Марго говорила с грустью, но без горечи, видно, что давноперестрадала. – Мама всегда мне внушала, что красота не дар, а наказание.В моем случае, по крайней мере… В детстве я не задумывалась над этим, а когдавыросла, поняла, что она права. Например, когда я еду в своей машине, мнепостоянно сигналят, машут, орут комплементы, суют в открытое окно визитки,записки, бумажки с номерами телефонов. Но стоит мне остановиться и выйтиавтомобиля… – Она зажмурилась. – Знали бы вы, сколько гадостей явыслушала за тот год, что имею машину!

Голушко молчал, он хотел бы сказать что-то сочувственное, ноне знал что именно – до сего момента ни одна женщина, кроме бывшей супруги, неделилась с ним своими переживаниями.

– И только в «Экзотике» я чувствую себя полноценнойженщиной, – вновь заговорила Марго. – Мужчины, которые приходят кнам, любят нас именно за то, что мы не такие, как другие. Они не просто даютнам возможность заработать, но заставляют поверить в свою привлекательность…

– Для того чтобы чувствовать себя желанной, необязательно ложиться под каждого платежеспособного кобеля, – заявилМитрофан. – Надо найти мужчину – одного, единственного – который искреннеполюбит вас…

– Где ж его найти?

– Не знаю… Но я уверен, что на Земле существует втораяполовинка каждого из нас. Где-то, быть может, на Аляске или в Нигерии живетмужчина, созданный для вас богом, он так же страдает от одиночества, и так же,как вы, говорит: «Где ж ее найти, мою любовь?»…

– Но ведь я могу никогда его не встретить…

– Да. Но надо надеяться.

– А вы надеетесь?

– Конечно, – задумчиво ответил Митрофан. – Досих пор…

Он собирался добавить, что именно надежда заставляет его недумать с содроганием о предстоящей старости, не бояться неминуемого одиночества(отец не вечен), не холодеть от мысли, что когда он, Митя, будет умирать, ненайдется человека, который подаст ему пресловутый стакан воды. Он встретит своюженщину, женится на ней, заведет с ней детей (своих или приемных, не важно),проживет с ней долгую жизнь и умрет с ней в один день… Все это Голушко хотелсказать Марго, но не сказал. Сначала стеснялся, а потом оказалось, что поздно:в прихожую ввалился отец, а при нем Митрофан никогда бы не решился изливатьдушу. Несмотря на их близость, сын редко делился с отцом сокровенными мыслями:то ли боялся быть непонятым, то ли стыдился своей слабости…

– Чего сидим за пустым столом? – спросил Базиль,входя в кухню. – Почему не едим?

– Мы собирались пить чай, будешь?

– Буду. – Базиль сел рядом с Марго, обнял ее заплечи, подмигнул и шутливо спросил: – Сынуля мой не сильно тебя доставал?

– Нет, все нормально…

– Ну и хорошо. – Базиль потрепал ее по затылку,как трепал в далеком детстве Митю, затем потянулся за заварником. – Сейчаспочаевничаем, а потом бай-бай. Я сегодня убегался – спать хочу.

– Ты где был? – спросил Митрофан.

– У Мадам… – Отец предостерегающе взмахнул чайнойложкой. – И не вздумай меня ругать, я сделал это не по доброй воле!

– Тебя связали, кинули в машину с затемненными стекламии увезли в неизвестном направлении, – саркастично проговорил сын.

– Меня очень просили прийти, а ты знаешь, я не могуотказать женщине…

– Зачем ты ей понадобился?

– Я уезжаю из города, мы должны попрощаться…

– Ты уезжаешь?

– Да.

– Куда?

– Во Францию.