Рэнсом пропустил упрек мимо ушей, прижал окоченевшие руки к печурке.

– До моря не добраться, пойми! Всюду одна только соль. Да и сети у меня нет.

– Чарльз, что у тебя с лицом? Кто это сделал?

На миг ее негодование оживило Рэнсома, напомнив прежнюю волевую женщину, решившуюся пять лет назад уйти из поселка Джонстона. Рэнсом жадно цеплялся за каждый проблеск ее былой независимости и почти порадовался ране, воскресившей Джудит.

– Была стычка. Лопатой досталось.

– Господи! Хотела бы я знать, от кого. Это Джордан? – Рэнсом кивнул, и она добавила с холодной злобой: – Когда-нибудь кто-нибудь пустит ему кровь.

– Он делал свою работу.

– Чушь! Он нарочно тебя выбрал. – Критически оглядев его щеку, она натужно улыбнулась. – Бедняжка Чарльз!

Отвернув голенища до щиколоток, Рэнсом обошел очаг и сел рядом, ощутив под шалью ее бледное тепло. Жесткие пальцы Джудит размяли ему плечи и смахнули седую прядь со лба. Притулившись к ней под одеялом, положив ладонь на худое бедро, он оглядел жалкую обстановку хижины. За пять лет, что прожила с ним Джудит, дела шли все хуже, но Рэнсом понимал, что такой же упадок охватил все прибрежные поселения. Ему, правда, приходилось теперь кормить два рта, и Джудит не слишком помогала добывать средства к жизни, зато теперь было кому сторожить скудные запасы воды и рыбы, когда он отлучался. Одиночек в последнее время грабили все чаще.

Однако связывало их не это, а сознание, что только вдвоем они сумеют сохранить слабую тень прежних себя – пусть со всеми недостатками – и сдержать постепенное отупение, которое незаметно охватывало все население дюн. Пляж был чистилищем, бесконечным залом ожидания, и просторы, покрытые соленой кашей, вытягивали из каждого все, кроме самого прочного ядра личности. Эти зернышки индивидуальности слабо взблескивали в сером сумраке лимба, а пустота вокруг только и ждала случая, чтобы растворить и выпарить их, как кристаллы на солнце. В первые годы, когда Джудит еще жила с Гендри в поселке, Рэнсом замечал, что она становится все раздражительнее, резче в словах, и принимал эти признаки за распад личности. Позже, когда Гендри стал правой рукой Джонстона, его связь с Джудит прервалась. Дочери и жены Джонстона не снесли ее острого язычка и непредсказуемости в поступках.

Она ушла из поселка по своей воле. Перебивалась как-то в развалинах между соляными холмами, а потом однажды постучалась в дверь хижины Рэнсома. Тогда-то он и понял, что Джудит, среди немногих из обитателей побережья, сохранила себя. Холод и соль всего лишь стесали с нее все мягкое. Все условности, правила вежливости. Дурной характер, раздражительность были и остались ее сутью.

Но, остановив часы, они ничего не достигли. На берегу не существовало времени, здесь все зависло в текучей неизменности, подобной этому влажному песку. Рэнсому часто припоминалось давно потерянное полотно Танги. Сухой песок, изъеденный временем до потери всяких ассоциаций, даже связи с самим временем – в каком-то смысле фотографический портрет этого соленого мира. Впрочем, сходство было обманчиво. На берегу время не исчезло, а застыло, и что-то новое в жизни и отношениях людей приходилось лепить из остатков прежнего, из ошибок и промахов, сохранившихся от прежнего мира. Так они лепили хижины из обломков машин и кораблей.

Рэнсом посмотрел на Джудит. Та застывшим взглядом уставилась на печурку. Пять лет вместе, пять арктических зим и летнего зноя – а их мало что связывало. Успех – если это можно так назвать – новых отношений, как и давний разрыв, предопределен был совершенно безличными обстоятельствами, прежде всего временной зоной, в которую они попали.

Рэнсом встал.

– Принесу рыбу, позавтракаем.

– Можем себе позволить?

– Нет. Но вдруг ночью случится цунами.

Раз в три-четыре года, в ответ на какие-то мощные подводные сдвиги, на побережье накатывала большая волна. Третья и последняя из таких пришла два года назад, пронеслась по пляжу за час до рассвета и докатила до самых холмов. Вода, поднявшаяся до пояса, разрушила сотни жилищ, в несколько секунд размыла пруды-водохранилища. Барахтаясь в соляной каше, они смотрели, как вода уносит все, что они накопили. Светящаяся пена завихрялась вокруг обломков кораблей, а измученные люди выкарабкивались на соляные холмы и сидели там до рассвета.

А с первым светом им открылось сказочное зрелище. Все пространство соляной равнины было устелено десятками тысяч рыб, каждая лужица наполнилась крабами и креветками. Кровавый пир орущих чаек воспламенил выживших. Три недели они под предводительством Джонстона переходили от лужи к луже, обжираясь, как звери, проводя обряд темного причастия.

Впрочем, выходя за рыбой, Рэнсом вспоминал не об этом, а о первой большой воде, которая пришла через полгода их жизни на берегу. Тогда цунами принесло урожай мертвецов. Тысячи тел, сброшенных в море после кровавых драк за куски берега, вернулись к ним, из каждой лужи к живым обращались пустые глаза и бледные лица. Отмытые раны, очищенные от крови и ненависти, преследовали людей в кошмарах. Они ночами собирали трупы в глубокие ямы под соляными холмами. Порой Рэнсом просыпался, выходил в темноту, и ему мерещилось, что сквозь соляную корку прорастают белые кости.

В последнее время эти воспоминания, подавлявшиеся так много лет, возвращались к нему с новой силой. Лопаткой подцепляя сельдь и выбрасывая ее на песок, Рэнсом подумал, что, возможно, потому и не захотел жить в поселке, что рыба напоминает ему о трупах. Как бы горьки ни были воспоминания о почти невольной роли, сыгранной им в той бойне, он уже смирился с мыслью, что придется оставить одинокую хижину и присоединиться к феодальному мирку преподобного Джонстона. Строгие традиции и табу притупят память, а в одиночку ему с этим не справиться.

Пока рыбина подрумянивалась на сковороде, он сказал Джудит:

– Грэди собирается уйти в поселок.

– Что? Не верю! – Джудит смахнула волосы с виска. – Он всегда был одиноким волком. Он сам тебе сказал?

– Не совсем, но…

– Тогда ты просто выдумываешь. – Она разделила рыбу на равные части, с хирургической точностью провела разрез ровно по средней линии. – Джонатан Грэди – сам себе господин. Он не подчинится чокнутому священнику и его бешеным дочкам.

Рэнсом прожевал безвкусную полоску белого мяса.

– Он говорил об этом, пока мы ждали прилива. Ясно было, что у него на уме: он не так туп, чтобы не понимать – долго мы не продержимся.

– Чепуха, до сих пор справлялись.

– Но… Джудит, мы живем, как звери. Соль наступает, море с каждым днем на несколько ярдов дальше.

– Давай уйдем дальше вдоль берега. Если надо, мы сумеем пройти сто миль.

– Уже нет. Слишком много кровных врагов. Вдоль всего берега маленькие общины ловят кусочки моря и отгоняют чужаков. – Он поковырял обрывки мяса у рыбьего черепа. – По-моему, Грэди меня предупреждал.

– В каком смысле?