А что ей сейчас-то надо? Небось скажет: «Зачем тебе эта детсадовская игрушка?» Хорошо бы ответить как-нибудь посуровее…

Но она спросила про другое:

— Перепёлкин… то есть Вася… Можно я сразу скажу, что хотела? — Махнула на него глазами-бабочками и опять уставилась вниз.

— Ну… скажи… — А что еще он мог ответить? Не гнать же, если уж появилась тут.

— Я… Ты меня извини, за то, что тогда осенью… Понимаешь, я была очень-очень глупая…

— А сейчас, что ли, поумнела? — опять хмыкнул он. И опять как-то нерешительно.

— Да… наверно… — кивнула Мика, словно огородившись от насмешки. — Я тогда… была еще вся такая… очень послушная. Бабушка все время учила: «Ты должна всё-всё рассказывать учительнице. И если к тебе кто-то пристает со всякими глупостями…»

— Разве я к тебе приставал?

— Ну, я же говорю: глупая была… — тихо объяснила Мика. — А потом…

— Что «потом»? — бормотнул Вася, потому что надо было что-то сказать.

— Потом я так… ну, горевала, что ты в другой класс ушел. Даже до слез…

— Надо же… — сказал Вася и покатал по траве туда-сюда Колесо.

— Конечно, ты сейчас меня, наверно, ненавидишь… — прошептала Мика и отлепила от футболки репей. И стала катать в пальцах.

— Да вот еще… — Вася глядел поверх Микиной головы, на дальние деревья. — Я уж и забыл про все… — И это была правда.

Они надолго замолчали и по-прежнему не смотрели друг на друга.

«Кто она такая?» — вдруг почувствовал Вася через проволоку вопрос Колеса. Кажется, в вопросе была нотка недовольства.

— Потом расскажу, — вслух откликнулся Вася.

— Что? — вздрогнула Мика.

— Ничего. Это я не тебе… Ты как меня тут разыскала? — И подумал: «Сейчас соврет, что случайно».

Мика не стала врать:

— Потому что я… ходила за тобой несколько дней. По пятам…

— Для чего? — насупленно сказал Вася.

— Чтобы все тебе сказать… наконец.

«Придумала какое-то кино…» — чуть снова не хмыкнул Вася. Но почему-то не посмел. И в тот же миг догадался:

— Значит, вчера ты за мной тоже следила? Вот здесь!

Мика виновато закивала опущенной головой — так, что репей на локоне закачался туда-сюда.

— И ногу рядом с моей… это ты отпечатала?

Она опять закивала, глядя на сандалетки.

— А зачем?

Мика шевельнула плечом. Прошептала:

— Если тебе… это противно, можно выколупать. Молотком или ломиком.

Васе не было противно. «Мне все равно», — хотел сказать он. Или даже сказал? Потому что Колесо вдруг спросило с легкой ехидцей:

«А может, не совсем все равно?»

Вася не обратил внимания на иронию. Он думал: «А что дальше-то?» Если бы Мика ушла, все, как говорится, встало бы на свои места. Но Мика не уходила. Мало того, она сбивчиво выговорила:

— Вася, а теперь… может быть, если ты…

— Что? — сказал он.

— Ну… если ты не очень сердишься… может быть, еще можно?

— Что? — опять сказал он и посмотрел Мике в лицо. Она часто замигала, но не отвела глаз.

— То, что в письме… Подружиться…

Вася тоже замигал.

Он был не злопамятный. Не обидчивый. Кроме того, похоже, что Мика Таевская в самом деле поумнела. А глаза-бабочки, они стали даже еще как-то… крылатее, что ли. И теперь, к тому же, на крылышках-ресницах блестели влажные искры.

Вася подумал еще чуть-чуть, вздохнул и сказал:

— Ну, ладно. Давай…

Мика заулыбалась и оказалась рядом. И они бок о бок пошли через ломкий старый бурьян и мягкие свежие лопухи. И как-то само собой вышло, что взялись за руки. Вася правой рукой держал проволоку-каталку колеса, а левой теплую Микину ладошку.

— Ты здесь часто играешь? — спросила Мика.

— Когда тепло… Я в джунгли играю. Вчера на кота охотился, будто он леопард. Там на бетоне есть его следы.

— Я видела. Я и кота видела, и тебя. Только окликнуть побоялась…

— Какая боязливая, — сказал он с ненастоящей насмешкой. — Почти целый год ходила вдалеке, боялась подойти. Мы ведь могли бы давно уж… помириться.

— Да, я боязливая, — покаянно согласилась Мика. — А вчера на линейке решила изо всех сил: подойду обязательно. Нельзя же быть такой трусихой, если ты такой смелый.

— Ох уж смелый! С чего ты взяла?

— Конечно! Ты так гордо шел… А главное, как ты Валерьяна Валерьяныча оставил в дураках! Все так переполошились, а он больше всех! Бегал по этажам… Вася, а куда ты там подевался?

— Долгая история. Потом расскажу, а сейчас не хочется вспоминать.

— Ладно, — не обиделась Мика. — Тогда знаешь что? Пойдем, я покажу, где я живу!

И они пошли на улицу Титова, к Викиному пятиэтажному дому. Колесо прыгало перед Васей на асфальтовых бугорках.

— Это твоя любимая игрушка? — уважительно спросила Мика.

Вася строго сказал:

— Вовсе не игрушка. Это… все равно что друг.

— Я понимаю. У меня тоже есть такой друг. Старый мячик с нарисованным львенком. Львенок почти стерся, но мячик все равно любимый. Я его под подушку на ночь укладываю и рассказываю ему… ну, всякие свои тайны.

«Небось и про меня?» — чуть не спросил Вася, но не решился. И сказал:

— Значит, у тебя с ним созвучие.

— Да, — понимающе кивнула Мика.

А Колесо передало через проволоку Васе свою мысль:

«Кажется, она не совсем глупая…»

У Микиного подъезда еще поговорили. Вася сказал, что, наверно, пора домой, готовить уроки.

— Каникулы на носу, а задают целую кучу.

— А нам совсем мало задают. Зря ты из нашего класса ушел…

— Все равно наша Полина Аркадьевна в тыщу раз лучше вашей Инги.

— А в третьем классе у нас Инги Матвеевны не будет. Она уходит в декретный отпуск.

— В какой отпуск?

— В декретный. Ну, не понимаешь, что ли? Она ждет ребенка.

— А! Я понимаю. Только не знал, что он так называется. Сказала бы «в отпуск по беременности».

— Это одно и то же… В школе увидимся, да?

— Увидимся. Пока!

И Вася с Колесом поскакали по асфальту. На углу Вася оглянулся. Это было не обязательно, однако он знал, что Мика смотрит вслед, и решил помахать рукой. И они помахали друг другу. И Вася свернул в Кольцовский переулок — тот, что вел вдоль овражка с ручьем, на пустыри.