Все еще размышляю про ту записочку «спасибо тебе», которую он передал мне прошлым вечером.

Похоже, Шон тоже думает, что это я убила Дебби.

Всего лишь еще пару минут покопавшись в результатах поиска, натыкаюсь на целую кучу упоминаний потери памяти в качестве симптома ПТСР. Я уже нечто подобное и предполагала. Наискосок просматриваю несколько статей, но пока не убеждена, что именно это и происходит. Все они рассматривают потерю памяти как защитный механизм мозга, и в моем случае это может означать, что мой мозг просто вымарал этот «травмирующий эпизод» с Люси, потому что его очень тяжело вспоминать. Я не хочу сказать, что это такая уж смехотворная мысль — но, на минуточку, прошло уже полтора года с тех пор, как убили Джонно; так что же — в том случае этот механизм так до сих пор и не сработал? Непохоже, чтобы именно это и стерлось из памяти… Я абсолютно не помню, чтобы кидалась кусочками рыбных палочек в Люси, в то время как по-прежнему могу вызвать из памяти каждую жуткую секунду из того, что произошло в квартире того долбанутого.

Даже рисунок на ковре. Сине-зелено-кроваво-красный.

Во всем этом не было абсолютно никакого смысла.

Закрываю свой лэптоп и решаю, что «Гугл» — это просто замечательно, когда хочешь узнать, кто в каком фильме играет или сколько кому-то лет, но когда используешь его для того, чтобы понять, что могло с тобой приключиться, то тебя ждет почти полный облом.

Выхожу из своей комнаты и какое-то время слоняюсь без дела, не зная, куда себя девать. «Как говно в проруби», — как выразилась бы моя матушка.

В столовой уже начали подавать обед, но мне не слишком-то хочется сидеть там и точить лясы со всеми остальными. Нет у меня на это настроения. Обычно мне удается умаслить Айлин, чтобы выдала мне сэндвич или что-нибудь такое, когда раздача закрыта и все уже слились, так что решаю не спешить.

Прохожу мимо Джорджа и Феми, не произнеся ни слова.

Даже не смотрю на Тони, который нетерпеливо барабанит пальцами по своему чемодану перед входом в тамбур.

Один из «добровольцев» — вроде как его зовут Тревор — сидит в полном одиночестве в музыкальной комнате перед мозаичной головоломкой, так что подгребаю к нему. Ему где-то за полтинник, и на нем костюм — без галстука, естественно, — словно он только что явился сюда из какого-нибудь офиса. Рожа у него красноватая, типа как у пьяницы, но, помимо этого, я понятия не имею, какова его история. Он попадается мне на глаза в отделении вот уже несколько дней, но мы никогда особо не общались, в чем наверняка моя вина. Обычно я предпочитаю придерживаться привычной компании — меньше всяких сюрпризов, — но прямо сейчас мне в этой компании как-то стремно.

Хочется поговорить с кем-нибудь, кого я вообще не знаю.

Присаживаюсь рядом и говорю:

— Порядочек?

Его картинка из множества фигурных кусочков почти закончена, но он немедленно начинает ее разбирать — без злости, без ничего, просто тихо-спокойно, как будто так надо делать, когда тебя прервали. Просто надо будет потом опять начать по новой, только и всего. Как только он заканчивает и все кусочки опять лежат перед ним на столе, то поднимает взгляд и улыбается мне.

— Порядочек!

— Извини, что помешала, — говорю я.

— Неважно, — отвечает он.

— Ты всегда начинаешь по новой? Если тебя прервали?

— Таковы правила.

— Должно быть, такое очень часто случается.

— Угу, я так ее ни разу до конца и не собрал.

— А почему бы тебе просто не унести ее к себе в комнату и не заняться этим там?

Он смотрит на меня так, будто более дурацкой идеи в жизни не слышал, так что решаю не углубляться в этот вопрос.

— Выходит, тебе негде жить? — Это лишь предположение, поскольку полиция не разрешила ему уйти после того, что приключилось с Дебби, так как место жительства у него… скорее всего, неопределенное.

Тревор-под-вопросом мотает головой.

— Не больше пары ночей за раз. — Оглядывается по сторонам. — А вот тут неплохо.

Просто не могу представить, где он мог ночевать до этого, раз тут ему «неплохо». В какой-нибудь промороженной, кишащей крысами халупе? Или в «Травелодже»[100]?

— Тебе не кажется, что в данный момент здесь малость странновато? — спрашиваю я.

— Ну, не готов сказать, поскольку я тут всего ничего.

— А я уже довольно давно, — говорю я. — И у меня такое чувство, будто надвигается что-то плохое.

Мужик в костюме смеется. Пронзительным, каким-то девчоночьим смехом.

— А что тут смешного?

— По-моему, кое-что плохое уже надвинулось, разве не так? — Он опять смеется и делает вид, будто яростно тычет ножом, словно убийца из «Психо»[101].

— Кое-что другое, — уточняю я. — Кое-что плохое для меня.

— А-а, понял, — отвечает он. — Типа чего?

Едва удерживаюсь от слов: «Ну, если б знала, что именно, то могла бы что-нибудь предпринять по этому поводу». Взамен лишь пожимаю плечами и говорю:

— Некоторые здесь думают, что это я убила Дебби. — Тут я сознаю, что он мог пробыть тут недостаточно долго, чтобы знать ее по имени. — Санитарку.

Теперь уже моя очередь изображать удары ножом.

— В туалете.

Он кивает.

— А это ты убила?

Таращусь на него, и… Есть! Все это время я капала на мозг Бэнкси насчет того, что убийцы проникли сюда под видом пациентов, и тут мне внезапно приходит в голову, что агент полиции под прикрытием может с равным успехом проделать то же самое. Злюсь на себя, что не подумала об этом раньше. Этот тип поступил всего через несколько дней после того, как убили Кевина, поскольку у Седдона и его беспомощной группы закончились идеи, а потом, после второго убийства, у него появилось гораздо больше причин оставаться здесь. Чтобы чуть получше познакомиться с подозреваемыми.

«Блин, почему бы и нет?»

Это явно то, как я сама поступила бы в свое время.

Он вытягивает ко мне руку и мотает головой.

— Нет, не говори мне. Я не хочу этого знать.

Если я права, то играет он свою роль чертовски убедительно, но лучшие из агентов реально в этом хороши. Проблема лишь в том, что кое-кто из них способен погрузиться в свою роль чересчур уж глубоко. Знавала я одного своего коллегу, который работал под прикрытием для отдела тяжких преступлений и организованной преступности, — и буквально через месяц после того, как сдал одну из самых крупных банд в Западном Лондоне, и сам угодил за решетку за вооруженное ограбление.