Я поднял автомат, чтобы избавить землю от очередной нечисти. Плевать, что парень сам не ведал, что творил. Он что-то сдавленно бормотал, выкрикивал, я даже и не вслушивался: что-то про изгнание беса, благодать и страх божьи, воскресение мертвых, тысячелетнее царствие для праведников, про врага рода человеческого, дьявола, всегда ищущего, кого бы поглотить, причем дьявол, судя по тому, как исступленно он тыкал в меня пальцем, сидел не где-нибудь за стенкой, а аккурат во мне.

Нажать на спусковой крючок я, к сожалению, не успел. Распахнулась дверь, и вперся тот, кого я сбросил с крыльца. Подонок был в годах, череп выбрит, уши острые, как у летучей мыши. Глаза сияли бешенством. Он задрал «праведную длань» с карающим лезвием и бросился на Машу, которая от изумления разинула рот… Приклад мелькнул довольно кстати, стыкуясь с дряблым подбородком. Убийцу развернуло и швырнуло на печку, придавив скамейкой.

– Спасибо, Саша, – очень чувственно поблагодарила Маша.

Балабанюк же немедленно подбоченился и принялся острить на тему, что здесь не МТС, и все входящие платят, причем цена напрямую зависит от темперамента входящего. Убийца норовил подняться, шнырял глазами. Я занес приклад над вибрирующим телом. Дышите глубже, приятель, это смерть…

Откуда такая ярость, заставляющая убивать направо и налево? Сделав богоугодное дело, я вновь вернулся к парню, который продолжал сучить коленками. Что-то удерживало меня от мгновенной отправки его на тот свет. А он теперь уже бубнил о величии Божьего света, о неустанных поисках пути к совершенству, о том, что надо делать зло ради добра и непременно переступить через зверя в себе. Какая же каша у этого придурка в башке! Я выстрелил ему в голову. Вернее, не совсем. Пуля разворотила доску в сантиметре от головы. Убийца дернул ушами и выплеснул порцию блевотины.

– Какой вы добрый, Михаил Андреевич, – восхитилась Маша.

– Ага, – согласился я, – потому что щедрый, – склонился над убийцей, утонувшем в рвоте, и точной плюхой отправил подальше в нокаут. – Сам поражаюсь, Маша. В моей натуре звериная жестокость активно сожительствует с гуманностью.

Бездыханной женщине заботливо приподняли веко, поднеся лампу: зрачок сократился – живая! Плеснули водой из кадушки.

– Демьянушка!.. – Она очнулась так быстро, что мы оторопели. Исказилось бледное лицо. Издав мучительный стон, она отбросила с покойника занавеску, грудью улеглась в кровавое месиво из торчащих костей и вспоротых внутренностей, принялась целовать изрубленное лицо с клочками бороды…

«Оперативные следственные мероприятия» выявили, что змееныш, скорчившийся на полу, есть не кто иной, как… родной сын Демьяна и Анфисы, ушедший в «лесной скит», ставший «скрытником» и уже целый месяц не появлявшийся дома. Фигура, судя по всему, действительно непутевая.

– Скотина ты, Тихон, как ты мог такое с родным отцом… – без сил проговорила стоящая на коленях женщина, плюнула в сына, отчего ему было ни холодно ни жарко, и упала в обморок – мы успели подхватить ее за руки.

– Это чудовищно… – отступила к двери Маша. – Скрытники, лесные скиты… Так и воняет Христофором и его упертыми старообрядцами… Это не сатанисты, ребята, эти люди выдают себя за христиан и готовы стереть в порошок любого, кто не с ними… Могу поспорить, на этих сектантов не покушаются даже люди Благомора – себе же дороже станет…

– Почему он убил своего отца? – тупо спросил Балабанюк.

– Он бы и мать убил, не подоспей мы вовремя. Вера требует, вернее, руководство секты… Он же ясным языком сказал: очищение через убийство, творение зла ради добра. Пройди испытание, очистись, убей людей, если ты их по-настоящему любишь, и этим самым ты спасешь их от разлагающего влияния Дьявола… Они же не общаются с внешним миром, набирают неофитов в окрестных деревнях, дичают, костенеют, придумывают новые извращения. Жуткая смесь из бегунов, прыгунов, секты рябинового толка, монашеского ордена… Любимое развлечение: самосожжение – помните окруженную карателями деревеньку? Им просто не повезло, не на тех напали… Даже высшие авторитеты раскола благословляют самосожжение – тот же протопоп Аввакум…

– Так они в лесу живут? – сглотнул Балабанюк.

– Думаю, недалеко, – кивнула Маша, – все мирское этой нечистью отвергается, аскетизм, замкнутый образ жизни. Долбят учение о воцарении антихриста, валяются на полу, бичуют себя веревками, верят в существование чертей, домовых, бесов, леших. А выходят из болота, проповедуют близкий конец света. Неофитов-дурачков у этой публики всегда хватало – изнуряют себя постом, бессловесной молитвой, разными психофизическими приемчиками… Подбивать к убийству родственников – это, кстати, что-то новенькое. Раньше убивали последователей. Отбирали «счастливчиков», подвергали десятидневной голодовке, потом торжественно выводили в смертных рубахах и сталкивали в ямы с гнилой жижей. Умертвляли ядом, угарными банями – считалось, что, умирая, апологеты учения «принимают венец»…

– Да пойдемте же отсюда скорее… – стонала, отрываясь от печки, Ульяна. – Как вы можете здесь находиться?..

– Боже! – завопила Маша. – Я совсем заболталась! А если их больше, чем трое? А ведь их наверняка больше – неофиты должны присутствовать при экзекуциях…

– А этого куда? – пнул я бесчувственного неофита. – А эту? – повернулся к несчастной женщине, лишившейся мужа и… сына.

– Пошли, не время, – пихнул меня в плечо Балабанюк. – Соседям стукнем, кто-нибудь придет.

Могли и до рассвета проболтать, идиоты несчастные! Мы пулей вылетали из проклятого дома, слишком поздно прозрев. Рассвет набухал, как чирей. У калитки никого не было! А где же хмырь, которому я вывернул сухожилие и раздавил переносицу? Живучий оказался? На кустах – обрывки балохона, кровяная размазня, калитка нараспашку. Отдаленный гул – как будто бормотание в жерле вулкана за минуту до извержения… Топот ног, ворчание толпы… Мы не успели вырваться в переулок, как стало ясно: адепт привел подкрепление. Откуда связь, ребята?..

Впрочем, рассуждать о наличии средств спецсвязи у пещерных «скрытников» уже было некогда. На нас летела дикая толпа, вооруженная жердинами! Орали черные пасти, развевались одежды. Такие сомнут и не заметят. Откуда их так много?

– Чешите нахрен отсюда!!! – заорал я, впопыхах передергивая затвор. Короткая очередь поверх голов – никто и не подумал остановиться. Стрельба на поражение – двадцать метров до толпы, запрудившей тесную улочку. Двое или трое с воплями попадали, остальные даже ход не сбавили. Пробежали по упавшим, как по кочкам, задрали колья над головами – забить демонов! Я строчил, развязно вопя, опустошая магазин, а когда разверзнутые глотки уже совсем были рядом, опрометью бросился направо, за убегающими товарищами. Никакой возможности перезарядить на бегу, а «посланники ада» уже хрипели в спину…

Я споткнулся и, вопя от ужаса, покатился по дороге. Погоня торжествующе взвыла. Доходчивый диагноз, Михаил Андреевич: ДОПРЫГАЛСЯ… Трещал автомат в ближайшем переулке – бегущие по пятам валились гроздьями. Кто-то, мертвый, перекатился через мою спину, засадив коленом по загривку.