Что ж, может, оно и к лучшему. Дар Вотана — ее и только ее.

Паола улыбнулась, садясь в седло. Пустила Звездочку рысью. Ветер с гор пах снегом и горькой полынью, опасности впереди пока не было, и Паола знала, что к вечеру она снова найдет убежище и эту ночь сможет спокойно отдохнуть. А завтра… завтра будет завтра. Сегодня можно о нем не думать.

Три дня Паола двигалась, обходя препятствия, пережидая опасности и находя убежища для отдыха. Всего три дня. Она была бы рада растянуть дорогу на подольше. Теперь, покидая степь почти без надежды вернуться, она понимала, насколько сильно полюбила эту землю. Она была бы счастлива здесь. Если бы не война.

Но приходилось спешить. Пролетать на галопе мимо пастбищ и водопоев, где охотились варвары и зеленокожие, надеясь на удачу, защиту Сай и дар Вотана. Отдыхать ровно столько, сколько нужно Звездочке, не думая о себе. Торопиться навстречу таким опасностям, мимо которых не прокрадешься. Если бы не война… если бы не ее долг имперской жезлоносицы! «Все, что нужно, — идти за своей судьбой и не бояться пути». Она не боялась, никогда не боялась, Всевышний тому свидетель! Но что делать, когда две судьбы спорят, и тянут в разные стороны, и рвут сердце пополам? Ответ был Паоле очевиден — идти туда, куда зовет долг. Теперь она понимала Гидеона, перечеркнувшего чувства ради долга. Теперь она знала, как это больно. Что ж, ее очередь. Она — солдат Империи, как и он.

А еще — Паола чуяла погоню. Кто-то шел следом, а кто, она не могла понять. Неведомый преследователь — или преследователи? — был защищен не хуже ее самой. Паола не думала о том, кто там может быть: что толку гадать. Просто еще одна причина не медлить. Впереди, все ближе, рубеж, который остановит почти любую погоню. Если только ей самой повезет его преодолеть…

Она вышла к этому рубежу утром четвертого дня. Осадила Звездочку, спрыгнула с седла. Подошла к краю разрубившей землю трещины. Когда-то сюда донеслась волна землетрясения; докатилась на излете, почти не исковеркав степь, просто взрезав пласты земли и камня, словно исполинским ножом. Пропасть едва насчитывала с десяток шагов в ширину, но глубина ее… Паола не стала измерять глубину ни взглядом, ни брошенным камушком. Ни к чему. Ей это не поможет. Куда важней, что та сторона пропасти ниже этой: как будто отрезанный от степи ломоть просел, опустился, потеряв опору. Сильно ниже, на три или четыре ее роста. Всего-то и нужно, что разбежаться, оттолкнуться и спланировать.

Пустяки, делать нечего. Верно, Ола?

Паола тряхнула головой, рассмеялась коротко. Сказала, удивляясь спокойному звучанию собственного голоса:

— Милая, ты спятила. Сбрендила. Не то умом тронулась, не то…

Сняла со Звездочки не слишком полегчавшие за эти три дня переметные сумы. Расседлала, разнуздала, обтерла пучком травы. Сложила сбрую у края пропасти: кто найдет, тот и поживится. Хлопнула кобылу по шее:

— Иди домой, хорошая. Слышишь, домой.

Звездочка фыркнула, переступила ногами, словно сомневаясь в полученном приказе.

— Ступай, — резко повторила Паола. — Домой иди. К Сай, к Таграну.

Кобыла заржала, развернулась и неспешной рысью потрусила прочь.

Вот и все, подумала Паола. Теперь не отступишься. Потянулась, расправив крылья. Чувствительность вернулась к ним, и сила вроде бы тоже; но махнуть на исцеление все еще не получалось. Не хватало самой малости. Вопрос в том, получится ли без этой малости перелететь… Паола надеялась, что получится. Во всяком случае, другой надежды у нее не было. Обойти эту трещину — это миновать незамеченной стойбище степняков, пройти через охотничьи угодья клана орков, скакать без остановки несколько суток. Невозможно. И думать нечего.

Поэтому Паола с самого начала направила Звездочку сюда — к единственному месту, где границу между степью и Империей можно пересечь тайно, украдкой. Но теперь, когда до этой границы остался последний шаг, девушку охватила паника. Не станет ли этот шаг вовсе последним, окончательным? Роковым?

В лицо ударил порыв ветра. К запаху степи — разнотравью с горькой ноткой полыни — примешивалась далекая, едва ощутимая муторно-сладкая вонь. На глаза навернулись слезы.

— Помоги, Всевышний, — выдохнула Паола. — На тебя уповаю, во имя Неба…

Разбежалась, оттолкнулась что было сил, расправляя крылья…

Ветер подхватил ее, мелькнул под ногами темный провал пропасти, сменился пестрой травой, стремительно бегущей назад. Ветер держал ее, чуть покачивая, нежно и уверенно. Боже, она и забыла, как это… как это легко! Легко, и радостно, и правильно! Земля приближалась, Паола взмахнула крыльями, пытаясь набрать высоту, плечи дернуло болью, но терпимой, и она летела, летела! Еще взмах, еще… и еще… и еще! Всевышний, она летит, летит!

Долго Паола не выдержала. Вернее, она могла бы еще, но остатки почти погребенного под восторгом здравого смысла подсказали: хватит на первый раз. Земля ударила по ногам, Паола пробежала несколько шагов и упала на колени, смеясь и плача. У нее получилось… не просто получилось! Она снова крылата, а что пока не может лететь долго, так это вернется! Уж теперь — точно вернется! Плечи болели, оставленные вождем шрамы саднило и дергало. Но зато, когда Паола оглянулась назад, уступ преодоленной ею пропасти оказался так далеко, что девушка невольно ахнула. Она уж и забыть успела, насколько быстрее лететь, чем ползти по земле!

— Я вернусь, — прошептала Паола. Под ладонь попалась пушистая веточка полыни, девушка сорвала ее, засунула за ремешок браслета, рядом с оберегом Сай. Надо идти. Туда, где половина неба пылает пожарами и кровью, откуда тянет гарью, где вряд ли поможет защита мудрой шаманки и дар Вотана тоже может не спасти. Туда, куда зовет ее долг.

Паола вытерла слезы и встала. Чуть позже она попробует пролететь еще немного. А пока надо идти.

День, когда у Паолы наконец-то получилось махнуть на исцеление, не был радостным.

Паола пробовала окончательно исцелиться по несколько раз на дню. Может, стоило бы и пореже — легче было бы переживать неудачи, не подпускать отчаяние. И все же настал миг, когда вместо привычной уже пустоты на взмах откликнулась сила. Пробежала от плеч по рукам, по спине, собралась к зудящим шрамам, и тянущая боль, с которой крылатая дева свыклась так, что почти не замечала, вдруг исчезла. Но вопреки ожиданиям Паолы ее не захлестнуло небывалое счастье, не охватил восторг, и даже вполне обыденная радость тут же ушла, сменившись спокойным и деловитым «вот и ладно».

Исцеление, что и говорить, пришло вовремя. Ветер нес запах гари, синее небо потускнело, а ближе к горизонту, там, куда спешила Паола, вместо облаков нависали над землей тяжелые даже на взгляд черные тучи. То ли дым пожарищ, то ли пепел.

Землю, над которой все эти дни летела девушка, с полным на то основанием можно было назвать мертвой. Ничейная, никому не дающая жизни. Даже зеленокожие опасались забредать сюда — впрочем, хоть чем-то поживиться здесь не сумел бы и самый непритязательный гоблин. Редкие островки степного разнотравья и полоски мягкой зелени у ручьев казались одинаково чуждыми этой серой, пропыленной земле, поросшей колючим бурьяном. Сила Жизни истекала отсюда, уходила по капле, словно вода из надтреснутого кувшина. Глядеть на это было больно.