– Королева-консорт? – предполагает Монтегю.

– Наложница? – улыбается Артур.

Я качаю головой.

– Мы что, магометане? В очах Господа и по закону этой страны эта девица не может быть никем, кроме шлюхи и прелюбодейки. В Англии не заводят наложниц. У нас не бывает консортов. Она это знает, и мы знаем. Лучшее, что она может получить, – это право танцевать при дворе после того, как удалится королева, и титул вроде Леди, которым будут ее называть те, кто слишком сладкоречив, чтобы назвать шлюху шлюхой. Все остальное – вздор.

Замок Ладлоу, пустоши Уэльса, лето 1528 года

Я не смею просить Монтегю тайно мне писать, так что все новости этого лета я узнаю из осторожных намеков в его пространных незапечатанных письмах или из сплетен возле ворот замка, принесенных случайным торговцем или медником из Лондона. Монтегю пишет мне о семейных новостях: новорожденная дочь Артура, Маргарет, процветает, Урсула вышла после родов, она подарила Стаффордам еще одного мальчика, еще одного Генри, а потом однажды он сообщает мне со сдержанной гордостью, что у него тоже родился сын. Я целую письмо и прижимаю его к сердцу. Будет новый Генри Поул, будет еще один лорд Монтегю, когда моего сына и меня не станет, этот малыш, этот Генри станет еще одним шагом нашей семьи к новому величию.

Монтегю приходится молчать о новостях. Он не может ничего рассказать мне о королеве и о дворе, он не может рассказать, что король вызвал Томаса Мора погулять с ним в саду Хэмптон Корта и среди вечернего птичьего пения и аромата роз признался, что боится, что его брак недействителен. Он заявил, что его сестра Маргарита, вдовствующая королева Шотландии, не смогла получить развод у Папы, но его брак – совсем другое дело, Господь показал ему, болезненно, но очевидно, смертями его детей, что этот брак не благословлен. И Томас, будучи добрым советником, подавляет сомнения в божественной природе этого откровения и обещает, что подумает об этом и вынесет суждение, взвешенное юридическое суждение, чтобы дать совет своему господину.

Но осторожность Монтегю ничего не меняет, потому что к концу лета все королевство знает, что король ищет способ прекратить брак с королевой. Все королевство знает, но в королевских покоях в Ладлоу об этом не произносят ни слова. Я сама удивляюсь тому, как твердо управляю своим домом. Никто не повторяет омерзительных сплетен при молодой женщине, вверенной моему попечению, мир принцессы рушится вокруг нее, а она об этом не подозревает.

Разумеется, в конце концов мне приходится ей сообщить. Я много раз завожу разговор, но слова все время застывают у меня на губах. Для меня это все небылица, я не верю, я не могу рассказать принцессе о происходящем, так же, как не могу всерьез рассказывать о Лэмбтонском Черве, словно это правда, а не нелепая легенда. Пусть все об этом знают, но это все равно может быть небылицей.

Да и потом, как я и надеялась, ничего не происходит. Или, по крайней мере, у нас нет надежных известий о том, что что-то произошло. Мы так далеко от Лондона, на самом дальнем западе, что не получаем надежных вестей. Но даже здесь мы узнаем, что племянник королевы Карл V Испанский вторгся в Рим, захватил Папу и удерживает его в плену. Это все меняет. Даже наш убеждающий всех кардинал с его медовыми речами не сможет убедить Папу, плененного испанским королем, вынести решение против испанки, королевы Англии. Любой сложный богословский довод короля о том, что жениться на вдове брата – грех, просто не будет услышан плененным Папой. Пока испанский император удерживает Рим, его тетке, королеве Англии, ничто не угрожает.

Все, что ей нужно сделать, – это держаться простой правды: Бог призвал ее стать женой короля Англии, и нет причин, по которым этот брак был бы недействителен. И я знаю, что она будет держаться этой правды до смерти.

В том самом замке, где жили страстные любовники Катерина и Артур, я молчу о любви, которая их связывала, молчу об обещании, которое он заставил ее дать: если он умрет, она должна стать королевой Англии и у нее будет дочь Мария. Я молчу о лжи, которую она рассказала и в которой я по ее приказу тоже поклялась. Я отстраняюсь от этого, словно это такая давняя тайна, что я даже вспомнить ее не могу. Втайне я боюсь, что рано или поздно кто-то, возможно, кардинал, или Томас Мор, или новый слуга кардинала Томас Кромвель, еще один человек из ниоткуда, спросит меня, были ли Артур и Катерина любовниками. Я молюсь о том, чтобы мои упражнения в забывчивости привели меня к тому, чтобы я по правде сказала, что никогда этого не знала и не могу теперь вспомнить.

Приходит летняя жара, принося с собой вспышку потливой горячки, и королева призывает принцессу к себе, чтобы та с нею и королем путешествовала по сельской местности, вдали от Лондона. Они снова собираются жить в уединении, пока страна страдает.

– Вы присоединитесь к ним в Сент-Олбансе, – говорю я принцессе Марии. – Я отвезу вас туда и отправлюсь к себе домой. Осмелюсь предположить, что лето вы проведете с ними.

– С кем? – встревоженно спрашивает она. – Кто еще там будет?

Бедная девочка, думаю я. Так она знает. Несмотря на то, что я ее оградила, она знает, что Анна Болейн повсюду следует за королем. Причиной ее молчания было не неведение, но благоразумие. Но у меня для нее хорошие новости, я позволяю себе торжествующе улыбнуться, чтобы она это увидела.

– Увы, – произношу я и умолкаю, пока ее глаза не загораются и она не улыбается в ответ. – Увы, я слышала, что многие при дворе заболели. Кардинал удалился в свой дом, прихватив врача, а Анна Болейн отправилась в Хивер. Так что двор будет небольшой. Возможно, только ваши отец и мать, и двое или трое придворных – Томас Мор, который так замечательно служит вашему отцу, и Мария де Салинас при вашей матери.

Ее лицо озаряется.

– Только отец и мать?

– Только они, – подтверждаю я и думаю, будет ли грехом молиться о том, чтобы проклятая шлюха умерла от болезни в Кенте.

– А вы? – спрашивает принцесса.

Я обнимаю ее.

– Я поеду к себе в Бишем и позабочусь о том, чтобы моя семья и люди не заболели. Это страшная болезнь, я буду им нужна. У Артура и Джейн недавно родился ребенок, я молюсь, чтобы они не заболели. И я стану вам писать, что у нас все хорошо, и буду думать о вас, дорогая.

– А я к вам вернусь, – ставит условие она. – Когда лето пройдет. Мы снова будем вместе.

– Конечно.

Бишем Мэнор, Беркшир, лето 1528 года

Болезнь страшна, Бог да простит Англии грехи, которые ее на нас навлекли. Многие говорят, что такое предсказывали, когда появились первые Тюдоры. Многие говорят, что у короля не может быть сына, а страна не может сохранить здоровье. Многие боятся настоящего и предрекают страшное будущее, вина за которое лежит на роде Тюдоров.

Все говорят про молодую женщину из Кента, которая несколько недель лежала, как мертвая, а потом вернулась к жизни и сказала, что принцы должны слушаться Папу. Теперь ее считают духовидицей и толпами стекаются слушать, что еще она скажет.