Ужас, который сковывал Регину, вырывал дыхание из лёгких… Стас знал его, часто испытывал в первый год после той злополучной аварии. И так же хорошо помнил, что в подобные моменты в голове остаётся только самое желанное. Как можно было этому противиться?

Потому Вероцкий просто покачал головой и медленно подался вперёд, касаясь поцелуем приоткрытых губ. Чувствуя, как бешено колотится что-то в груди. Не сердце, конечно, нет. Оно не должно, не могло реагировать и сходить с ума, как у школьника. Просто кровь. Просто она внезапно решила вскипеть, потому что на губах Регины остался яд…

…яд, которого могло и не быть, но который полностью отключал сознание. Так случилось на лестничной площадке – так было и сейчас.

Только на этот раз, как бы сильно ни кипела кровь, желание забрать тревоги было подавляюще сильным. Стас целовал податливые губы – осторожно, мягко и очень бережно. Неторопливо наслаждался ощущениями: неловкими поначалу, неверящими движениями Регины; тем, как она вздрогнула, когда Стас притянул её ближе к себе, всё так же мягко и осторожно, но всё же чуть более резко; как она доверчиво прижалась к его груди и продолжила целовать, целовать, целовать; как они медленно опустились на одеяло, не разрывая объятий…

И в это мгновение в голове была одна-единственная мысль – из тех, что обязательно растворятся вместе с наваждением. Кощунственная, перекладывающая ответственность на других, но всё же чертовски заманчивая.

«Ты не собираешься спать с ней, Вероцкий, не собираешься привязываться, но хороший телохранитель умеет успокоить клиента любыми способами… ей же сейчас это нужно».

Что «это» сознание упускало, давало слабину и защищалось, зато тело прекрасно знало. И в противоположность нежному, почти тягучему поцелую, руки начали свой путь. Пальцы пробежались по спине, легко массируя напряжённые мышцы, спустились на талию. На секунду Стас отстранился, вновь заглядывая в эти чарующие голубые глаза, словно проверяя, правильно ли поступает… а потом вновь приник к губам Регины поцелуем и позволил ладони подняться выше.

Джентльмен не бросит даму в беде. Даже если «беда» всего лишь отговорки для собственных желаний.

Когда ладонь накрыла грудь сквозь тонкую ткань забавной пижамы, Регина сдавленно охнула. Кажется, прося о поцелуе, такого она не ожидала. Стас усмехнулся и слегка прикусил замешкавшейся девочке-катастрофе губу, одновременно сжимая грудь. Мягкое полушарие покорно легко в ладонь, сосок затвердел… а стон, гулко провибрировавший у Регины в горле, отозвался приятной дрожью в теле Стаса.

Пусть сознание его полностью капитулировало, вывешивая белый флаг и прося не беспокоить, какая-то крошечная частичка всё же наблюдала за происходящем. И ей чертовски нравился процесс. «Значит, ты успокаиваешь девушек таким образом? – взволнованно шептала эта частичка почему-то голосом сестры, которая, видимо, отвечала у Стаса за совесть. – Серьёзно? То есть самому тебе не в кайф?»

В кайф? Стасу казалось, пойми он ответ на этот вопрос, и всё разрушится. Пока что он знал лишь, что наслаждается процессом. Не «в кайф» – Боже, что за странный выбор слов у его подсознания? – но близко.

Ему просто нравилось. По крайней мере, замечать реакцию, видеть, что его – ЕГО – прикосновения могут сносить голову настолько, что любые тревоги разлетаются на куски. Это льстило. Это заставляло задуматься: «Какие, к чёрту, принципы? Давай, у тебя в заднем кармане есть всё нужное…»

Когда к первой смелой руке добавилась вторая, Регина выгнулась, подставляясь под такую простую ласку, закрыла глаза трепещущими веками и прикусила губу. Продолжать поцелуй она уже не могла или, возможно, не хотела. Но и Стас не стремился вновь поймать её губы, он спустился к шее, прикусил открытое плечо, поцеловал ключицы. Руки нашли край майки и потянули наверх, лишая кожу защиты из слоя ткани.

Или, возможно, преграды. Потому что, стоило майке подняться над грудью, а Стасу – накрыть напряжённый сосок губами, Регина схватилась за его плечи и рвано выдохнула, словно уже готова была испытать оргазм. Примерно как сам Вероцкий. Чёрт побери, он был возбуждён почти до боли! После того, как получил от девушки пару поцелуев и пощупал грудь?

Стасу честно хотелось посмеяться над собой и мысленно пожурить: «Стареешь, мужик». Вот только к старости себя так не ведут, а когда голова отключается – запросто. Думаешь, в итоге… немного не тем.

Но Вероцкому всё равно казалось, что мозг не окончательно покинул его бренную голову. Он испытывал какое-то особое мазахистское удовольствие, ощущая боль собственного предельного возбуждения и грёбаную молнию на джинсах, которая внезапно оказалась чертовски неудобной, и не предпринимая попыток от этого избавиться. Он целовало, ласкал и гладил раскинувшееся под ним тело, изучал грудь, живот, гладил бёдра, которые совсем не скрывали короткие шорты, срывал стоны с губ. Каждый такой стон отдавался дрожью по его телу, но в то же время каждая попытка Регины обнять в ответ, обхватить его ногами и заставить окончательно слететь с катушек упорно подавлялась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Спать он с ней не собирается.

Или собирается?

Потому что, когда Регина стянула с него майку, Стас позволил. Не смог отказать себе в удовольствии ощутить кожу на коже, прижать к своей груди изящное тело. Хоть на секунду. Казалось, его накроет разрядка уже только ради этого.

Но разрядки не было, лишь очередная волна возбуждения, когда мягкая грудь прижалась к его коже, когда горошины сосков удалось ощутить не руками, а телом. Извращённый, почти никем не замечаемый способ получить удовольствие.

Он следил за каждой эмоцией на её лице: за шепчущим его имя ртом – чёрт побери, эта девчонка шептала его имя, кто вообще так упорно болтает во время секса или вот такого подобия на него? – за затуманенными глазами, в которых читалось желание; за тем, как она прикусывала краешек губы, чтобы не стонать, как вздыхала с наслаждением. Вот оно, одно из проявлений безграничной власти, пусть даже всего над одним человеком. И было приятно осознавать, что эта власть в его руках, а не в её.

Хотя…

Это ведь Регина упорно намекала ему весь день, что планирует такое вот продолжение в кровати. Девушка знала, что хочет. Стас не знал ничего – его мысли рядом с ней уже давно превратились в желе. Не сегодня и даже не вчера, а почти неделю назад. Да что там – с самого первого дня!