Винс усмехнулся.

— Клинический случай.

— Я ее называю по-другому, но и так сойдет. — Энн стала серьезной и отпила вина. — Что здесь творится, Винс? На прошлой неделе наш город напоминал рай, а теперь — только подумай: здесь орудуют двое убийц?!

— Похоже, что так.

Она покачала головой.

— Но такое здесь не случается.

— Случается, милая, — тихо сказал он, протягивая руку и гладя Энн по голове. Ее волосы были как шелк. — Такое везде случается.

— Такое ощущение, будто я все время смотрела на очаровательную клумбу и только сейчас заметила, что она полна змей.

— И это пройдет. Дела разрешатся и будут закрыты. Хороших людей в мире больше.

Она улыбнулась, повертев пальцами ножку бокала, но улыбка ее не была счастливой. Вино кружилось вдоль стенок бокала, сияя, как жидкий рубин в мягком янтарном свете.

— То же самое я сказала сегодня Томми: и это тоже пройдет.

Винс сел поближе к Энн. Так близко, что смог положить руку ей на плечо и участливо похлопать по нему.

— Он вернется к тебе, Энн. В семье с такой-то мамочкой у него нет поддержки. Ты нужна ему.

Она кивнула, хотя он ее не убедил. Энн больше не хотела говорить об этом, иначе ее снова охватит волнение, и она не сомневалась, что расчувствуется и расстроится. Винс подозревал, что свои чувства она держала в таком же порядке, как и свой дом. И, наверное, делала она потому, что в детстве не была счастлива. Это объясняло ее эмоциональную привязанность к Томми Крейну. Она смотрела на маленького мальчика глазами той маленькой девчушки, которой когда-то была.

От этой мысли об одинокой маленькой девочке ему захотелось обхватить Энн обеими руками и крепко обнять, чтобы она чувствовала себя в безопасности.

Она искоса посмотрела на него.

— Расскажи о себе. Я знаю только то, что ты работаешь в ФБР и ты здесь впервые.

Он улыбнулся.

— О себе? Я старый коп из Чикаго. Из большой шумной итальянской семьи. У меня есть бывшая жена и две дочери — Эми и Эмили.

— Сколько им?

— Пятнадцать и семнадцать. — Он наклонился поближе, словно собирался открыть ей секрет. — А мне сорок восемь, но это неважно.

Даже при таком скудном освещении Винс заметил, как она покраснела и нервно засмеялась.

— А мне двадцать восемь, и я встретила тебя только вчера.

— Да. А завтра кого-нибудь из нас может сбить автобус. Жизнь непредсказуема, милая. Нужно жить так, словно каждый день последний.

И будто он нуждался в напоминании — в голове словно бы произошел какой-то взрыв, небольшое короткое замыкание. У него перехватило дух, он согнулся и обхватил голову руками.

Энн сразу оказалась рядом, положив руку ему на плечо.

— С тобой все в порядке? Винс? Что такое?

— Голова болит, — напряженным голосом сказал он.

— Я могу чем-нибудь помочь? Принести лед или аспирин?

— Не надо.

Он медленно и неглубоко дышал через рот, ожидая тошноты, которая обязательно последует, и следующей волны боли, которая наступала после этого. Чертова пуля. Чертово невезение.

— Ты плохо выглядишь.

— Подожди, — сказал он, потирая пальцами затылок, чтобы промассировать голову и хоть немного снять напряжение.

— Это мигрень? — тревожно спросила Энн. — Тогда тебе нельзя красное вино.

— Это пуля, — ответил он, расслабляясь, когда боль отпустила. Он ослаб. Упал на подушки и повернул лицо к ней.

Она была в замешательстве.

— Что, прости?

— Пуля, — повторил он. — Прошлой зимой я стал частью криминальной статистики. Какой-то наркоман попытался обокрасть меня и выстрелил в голову.

— О Боже!

— Большая часть пули все еще там. К счастью, я никогда не использовал эту часть мозга.

— У тебя пуля в голове, — сказала она, будто произнесенные вслух эти слова могли как-то помочь ей понять ситуацию. — Как такое может быть? Ты разве не должен был умереть?

— Ну да. Должен, — ответил он. — Но не умер. Наоборот, я парень, у которого болит голова, и он с этим живет.

— А ее нельзя вытащить?

— Нет, иначе я стану овощем.

— Но что будет, если она там останется?

Винс пожал плечами.

— Не знаю. Случаев не так много, как ты понимаешь. Пока что единственный побочный эффект — боль. Она приходит и уходит. Ничего, с этим можно жить. Я должен был умереть в ту ночь. Теперь у меня совершенно иной взгляд на жизнь. Теперь я смотрю по сторонам, вижу, чего хочу, и добиваюсь этого. Завтра может не наступить. Есть только «здесь» и «сейчас». Я провел много лет, погрузившись в работу, — не то чтобы я ее люблю, — но я отложил столько важных вещей, полагая, что всему свое время. Теперь очень жалею, — признался он. — Я поплатился своим браком. Своих дочерей знаю как близкий родственник, а не как отец. Больше я так жить не намерен. И тебе не советую. Ты моложе меня на двадцать лет. И можешь учиться на моих ошибках.

Энн сидела перед ним, подогнув одну ногу под себя, а другую свесив на пол. Она надела толстый свитер, чтобы не замерзнуть в прохладный вечер, и теперь завернулась в него, встретив взгляд Винса своими темными глазами, полными печали.

— Моей матери было сорок шесть лет, когда она умерла, — тихо сказала она. — Я никогда не думала, что она так скоро уйдет. Я всегда считала, что отец умрет прежде и она посвятит себя мне целиком и полностью на долгие годы… Я всегда верила, что она будет на моей свадьбе, с моими детьми, со мной… А потом она ушла. Вот так.

— Жизнь — то, что происходит, пока ты строишь планы, — промолвил Винс.

Даже на расстоянии он чувствовал ее сердечную боль. Он протянул руку и прошептал:

— Иди сюда.

Энн легко подалась к нему. Оказалась рядом с ним, не желая бежать от своих чувств. Винс обнял ее и прильнул губами к ее губам. Он поцеловал ее, чтобы успокоить, отвлечь от грустных воспоминаний, заполнить опустевший уголок в ее сердце.

Он целовал ее медленно, глубоко, наслаждаясь вкусом вина на ее языке, упиваясь близостью тела. Энн таяла, погружаясь в него, по своей воле сдаваясь в его плен, принимая то, что он хотел ей дать, и отдаваясь в ответ.

Постепенно утешение уступило место желанию, а то, что предназначалось для отвлечения от грусти, стало вдруг самоцелью.

Винс откинул прядь волос с ее лица, гладя своей большой рукой скулы, шею. Дыхание Энн чуть сбилось, когда по тому же пути следовали его губы.

Ее свитер упал, и его пальцы отыскали пуговицы на ее блузке и расстегнули их одну задругой. Она ахнула, когда Винс тронул ее грудь и коснулся большим пальцем ее соска, а потом еще, когда сомкнул губы на этом маленьком островке напряженной плоти.