Мог только смотреть, как они борются, гибнут, сгорают.

– Мы королевская стража, – пробормотал кто-то у дверей.

– Мы королевская стража, – откликнулись еще двое, повторяя это, как заклятие против тьмы.

Принцу захотелось заорать, выругаться, но он не стал. Потому что знал, как многое он сам совершил во имя силы. И даже сейчас, бродя по зараженным улицам, он знал, что делает. Понимал, что если бы даже его не спасала магия Келла, он бы все равно снова и снова выходил на эти улицы, в свой город, к своим людям.

И Рай сделал то же самое, что сделал ради Алукарда на «Ночном шпиле».

Единственное, что было в его силах.

Он оставался рядом.

* * *

Максим Мареш понимал ценность даже единственного антари.

А теперь стоял и смотрел, как из дворца, из города, отравленного монстром, уходят сразу трое. Он взвесил все «за» и «против», понимал, что решение правильное, что это стратегия имеет лучшие шансы на успех, и все-таки не мог отделаться от ощущения, что у него отобрали самое сильное оружие. Хуже того, он чувствовал, что сам разжал пальцы, выпустил меч и теперь встречает врага безоружным.

А его собственный меч еще не готов, он только куется.

Максим всмотрелся в свое отражение. Выглядит он неважно. А чувствует себя еще хуже. Одна рука его прижималась к зеркальному стеклу, и тени в призрачной насмешке повторяли очертания его пальцев.

– Ты же сам его отпустил, – раздался тихий голос, и в зеркале рядом с королем появился авен эссен – белый, точно привидение.

– Да, – сказал Максим. Он не так давно видел на кровати тело своего сына, его неподвижную грудь, впалые щеки, серую кожу. Эта картина пылала у него перед глазами. Ее никогда не забыть. И теперь он как никогда остро понимал, что жизнь Келла – это жизнь Рая, и если он сам не мог уберечь ее здесь, то надо отослать его подальше. – Однажды я уже пытался остановить Келла. Это было ошибкой.

– На этот раз он, может быть, и остался бы, – мягко сказал Тирен. – Если бы ты попросил, а не приказывал.

– Может быть, – Максим убрал руку со стекла. – Но в этом городе опасно.

Голубые глаза жреца пронизывали насквозь.

– Возможно, во всем мире теперь стало опасно.

– Я ничего не могу поделать с опасностями этого мира, но могу обуздать чудовище, которое захватило Лондон.

Он отошел от окна, и через три шага комната качнулась. У короля помутилось в глазах, он едва стоял на ногах.

– Ваше величество. – Тирен подхватил его за руку. Под туникой алели свежие порезы, глубокие раны, вырванная плоть. Неизбежная жертва.

– Мне уже лучше, – солгал король, высвобождаясь.

Тирен пристально посмотрел на него, и король пожалел, что раскрыл жрецу свой замысел.

– Я не могу помешать тебе, Максим, – сказал Тирен, – но магия такого рода не проходит бесследно.

– Когда будут готовы сонные чары?

– Если ты не будешь осторожен…

– Когда?

– Создать такие чары нелегко, еще труднее растянуть их на весь город. Сама их природа находится на грани запретного, погрузить тело и разум в сон – это управление сознанием, подчинение чужой воле…

– Когда?

Жрец вздохнул.

– Еще день. Или два.

Максим выпрямился и кивнул. Столько они, пожалуй, продержатся. Должны продержаться. Он сделал еще пару шагов, и на этот земля под ногами не шаталась.

– Ваше величество…

– Иди заканчивай свои чары, Тирен. А я закончу свои.

VI

Когда Рай вернулся во дворец, день уже погас, а его доспехи стали серыми от пепла. Больше половины из тех, кто был в зале, погибли, а немногие выжившие шли за ним, держа в руках шлемы. Их лица осунулись от лихорадки, по щекам, как слезы, струились серебристые линии.

Рай поднялся по лестнице. У него не было сил даже раскрыть рот.

Серебристые стражи, стоявшие у дверей, ничего не сказали. Интересно, знали ли они? Наверняка знали – сами же выпустили в туман целый отряд своих товарищей. Сейчас они старательно прятали глаза от принца, но переглядывались друг с другом, обменивались кивками, в которых сквозила то ли гордость, то ли солидарность, то ли еще что-то, чего Рай не мог прочесть.

В парадном зале стоял его второй стражник, Вис. Явно ждал сведений о Тольнерсе. Рай покачал головой, прошел мимо него, мимо всех, направился в королевские бани. Но с каждым шагом доспехи, казалось, сжимают все теснее, врезаются в горло, сдавливают ребра.

Он не мог дышать, и на миг ему вспомнилась река. Как жадно он хватал ртом воздух, пока Келл тонул в глубине. Но на этот раз его муки не были отзвуком страданий брата. Внутри железных доспехов вздымалась его собственная грудь, колотилось его собственное сердце, задыхались от пепла мертвецов его собственные легкие. Надо это стряхнуть.

– Ваше высочество! – сказал Вис, глядя, как принц лихорадочно скидывает доспехи. Деталь за деталью падали на пол, звякая и вздымая облака пыли.

Но грудь все равно болела, и живот тоже, и едва он успел домчаться до ближайшей уборной, как его стошнило.

Он цеплялся за края ванны, с трудом переводя дыхание. Сердце наконец-то замедлило бег. Рядом стоял Вис, держа сброшенный принцем шлем.

– Долгий выдался день, – нетвердо проговорил Рай, и Вис не стал спрашивать, что случилось. Он ничего не сказал, и за это Рай был ему благодарен. Он встал, вытер рот рукой и продолжил путь к королевским баням.

На ходу расстегивая тунику, он открыл дверь и увидел, что внутри кто-то есть.

У дальней стены стояли две служанки в серебристо-зеленых платьях, а на каменном бортике большого бассейна сидела принцесса Кора. Она окунала расческу в воду и проводила ею по своим длинным распущенным волосам. Вескийская принцесса была одета лишь в халат, распахнутый на талии. Рай знал, что в телесных вопросах ее народ не отличается церемонностью, но все же смутился.

Его рубашка была полурасстегнута, и он невольно запахнул ее. Кора подняла голубые глаза.

– Мас варес, – приветствовала она его на неловком арнезийском.

– На шьял, – хрипло ответил он по-вескийски.

Она заметила его покрытое пеплом лицо и опустила расческу.

– Хотите, я уйду?

Он не знал, что ответить. Честно. Он так долго держал голову высоко поднятой, так долго служил опорой, пока другие боролись и умирали, что теперь не хватало сил на еще один спектакль. Он не сможет притворяться, что дела идут хорошо. Но остаться наедине со своими мыслями, среди теней, не тех, что клубились снаружи, а которые приходили за ним по ночам именно к нему…

Кора уже начала вставать, но в этот миг он сказал: