Остановил машину, развернул карту, хотя и без нее отлично понимал, что никакого озера здесь быть не должно. Неужели сбились с дороги? Так и к японцам угодить недолго. Сверил маршрут с компасом, с часами, с показаниями спидометра — едем правильно. А озеро, вопреки всякой логике, — вот оно!

Осторожно двинулись дальше. Проехали километр, потом второй, а озеро не приблизилось. И тут меня словно током ударило: «Ведь это же мираж!»

Я знал, что такого рода явления встречаются в пустынях. А вот, поди-ка, попался на удочку. Выходит, надо больше доверять картам. Об этом случае мы предупредили командиров разведывательных подразделений.

Разведчики начали вести наблюдение. Информация стекалась в разведотдел для последующего обобщения и анализа. Правда, информация эта пока была скудной. Да и что можно увидеть, не имея непосредственного соприкосновения с противником?

Большую помощь в подготовке к боевым действиям оказали нам офицеры-разведчики монгольской Народной армии, с которыми у штаба армии сразу же наладились деловые контакты. От них мы узнали, что противник прикрывает границу погранзаставами, на каждой из которых насчитывается по 30–40 солдат, а также частями 107-й пехотной дивизии, находящейся в Халун-Аршанском укрепленном районе.

Постепенно вырисовывалась общая обстановка. Оборона противника перед нашей армией состояла из отдельных опорных пунктов и узлов сопротивления, не имевших между собой огневой связи. Это, конечно, было нам на руку. Однако мы ни на минуту не забывали, что впереди, примерно в ста пятидесяти километрах, пролегал Большой Хинган. По тем данным, которыми мы располагали, на перевалах японцы соорудили доты. Большинство из них было вырублено прямо в скалах. Такие укрепления, особенно в горных районах, могли послужить серьезным препятствием для наступающих войск.

2 августа в штаб нашей армии прибыл Маршал Советского Союза А. М. Василевский — главнокомандующий войсками Дальнего Востока. Он вызвал на доклад и начальника разведки. Я четко, как того требует устав, представился. Маршал поднялся навстречу и протянул мне руку:

— Помню, полковник, как докладывали под Витебском и в Восточной Пруссии. Наверное, не думали, что на этот раз встретимся здесь? Ну что ж, выкладывайте свою информацию.

Информация на этот раз была небогатой. Но маршал прекрасно понимал, что иной она в данных условиях и быть не может. Поэтому он ни словом не упрекнул разведчиков.

— Чем объясняется относительная слабость японских укреплений? — спросил он.

— Вероятно, противник считает, что на данном направлении могут действовать только незначительные силы, — ответил я. — Здесь, практически, нет дорог, очень трудно с водой.

— В этом они правы. А вот выводы делают ошибочные. Меряют, как говорится, на свой аршин. Еще не знают, на что советский солдат способен. В чем видите основную задачу разведчиков армии?

— Постоянно держать под контролем все резервы противника, своевременно установить начало выдвижения их к горным перевалам.

— Правильно! Тот, кто первым успеет захватить перевалы, окажется в значительно лучшем положении. — Маршал повернулся к командующему армией: — Учтите это, Иван Ильич! Сейчас у японцев на перевалах только небольшие заслоны. Сумеете упредить подход их главных сил — успех обеспечен. Задержитесь на час — это будет стоить большой крови.

До начала наступления оставались считанные дни. Офицеры разведотдела разъехались по соединениям, чтобы еще раз уточнить и скорректировать планы предстоящих действий. В распоряжение командиров разведывательных подразделений были выделены дополнительные транспортные средства, радиостанции, запасы воды и продовольствия. Штаб армии предвидел, что разведотрядам и группам придется действовать в пустыне стремительно, дерзко, зачастую в полном отрыве от своих войск. А это требовало повышенной мобильности, обеспечения разведчиков всем необходимым.

Командиры, политорганы, партийные и комсомольские организации проводили политико-воспитательную работу среди разведчиков. Особое внимание при этом обращалось на расстановку коммунистов и комсомольцев, на развитие у бойцов и офицеров высоких морально-политических и боевых качеств.

К исходу дня 8 августа наша армия была готова к боевым действиям. Мы ждали условного сигнала. Притаились выдвинутые на исходные позиции танки и самоходные установки. За сопками сосредоточились стрелковые батальоны. На стол разведотдела ложились последние донесения, которые свидетельствовали о том, что в стане врага ничего не изменилось: войска противника к границе не подтягивались.

Потом мы узнали, что правительство СССР заявило правительству Японии, что с 9 августа Советский Союз считает себя в состоянии войны с Японией. В заявлении говорилось, что это является «…единственным средством, способным приблизить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий и дать возможность японскому народу избавиться от тех опасностей и разрушений, которые были пережиты Германией после ее отказа от безоговорочной капитуляции». А пока, как я уже упоминал, мы ждали того часа, который бросит советские войска вперед.

План ведения боевых действий, разумеется, был тщательно продуман и составлен заранее. И выглядел он несколько необычно, правильнее сказать, непривычно для нас. В период боев с немецко-фашистскими захватчиками наступательная операция начиналась мощной артиллерийской и авиационной подготовкой. Здесь же командование решило действовать иначе. На это были веские причины.

Во-первых, перед нами не было сплошной, хорошо оборудованной в инженерном отношении обороны. Следовательно, о подавлении огневых точек, разрушении укреплений, уничтожении живой силы противника в окопах и траншеях говорить не приходилось.

Во-вторых, артиллерийский и минометный обстрел, налеты бомбардировочной и штурмовой авиации заставили бы японское командование немедленно принять какие-то контрмеры. И одна из них наверняка заключалась бы в форсированном выдвижении крупных сил к перевалам Большого Хингана. Наша же задача заключалась в том, чтобы выйти к ним раньше японских войск. Поэтому поднимать шум раньше времени было не в наших интересах. Ставка делалась на стремительное и, по возможности, скрытное продвижение наших войск. Нужно было во что бы то ни стало упредить врага. Для обеспечения скрытности командование фронта запретило всякие радиопереговоры на первом этапе наступления.

Несколько необычные задачи ставились перед войсковыми разведчиками. Им предстояло, как и всегда, выявлять опорные пункты и узлы сопротивления, определять силы, которыми они обороняются. Но, как я уже упоминал, главная цель на сей раз заключалась в другом: тщательно следить за резервами противника. И не просто следить, а всеми способами препятствовать их выдвижению к горным перевалам.

Необыкновенная тишина повисла над землей. Мне кажется, что именно в эти часы ожидания я до конца понял весь смысл слов «затишье перед боем». Раньше мне никогда не приходилось наблюдать такую картину. Под Духовщиной, под Витебском, в Прибалтике и Восточной Пруссии тишина, предшествующая наступлению, была всегда относительной. Где-то ее разорвала короткая пулеметная очередь, где-то ударил взрыв. А тут стояло полное безмолвие. Темное небо, усыпанное неправдоподобно крупными и яркими звездами, неподвижный воздух# начинающий быстро остывать после дневного зноя, какие-то