ужасом говорили о том, что репрессиям будут подвергнуты их семьи. Но всевозрастающая сила ударов, огромные потери оказались сильнее страха. В полдень 9 апреля комендант крепости генерал Ляш сдался в плен. Его примеру последовали остатки стотысячного гарнизона.

Кенигсберг пал, но земландская группировка противника продолжала сопротивляться. Если враг не сдается, его уничтожают. Однако командующий фронтом сделал еще одну попытку предотвратить напрасное кровопролитие. На этот раз обращение с призывом капитулировать было адресовано солдатам и офицерам, находившимся на Земландском полуострове. На размышления маршал А. М. Василевский давал ровно сутки. Ответа от гитлеровского командования не последовало.

В 8 часов утра 13 апреля начался второй этап нашего наступления. И снова разведчики всех соединений армии, проявляя выдержку и смекалку, выполняли сложные задания командования.

Разведчик-артиллерист ефрейтор И. Солнцев обнаружил вражеский бронепоезд, который огнем пушек и пулеметов мешал продвижению стрелковых подразделений. По его докладу находившаяся неподалеку 122-миллиметровая гаубица первым же снарядом вывела из строя паровоз. А вскоре та же участь постигла бронеплощадки.

Группа разведроты 17-й гвардейской дивизии во главе с гвардии старшим сержантом В. Т. Тютюнниковым в ночь па 16 апреля вышла на западную окраину города Вишрод. Наблюдатели установили, что позиции обороняет лишь небольшой отряд гитлеровцев и артиллерийская батарея. Доложив обстановку в штаб, командир повел разведчиков на сближение с противником. Загремели взрывы гранат, затрещали автоматные очереди. В течение нескольких минут более 25 вражеских солдат было уничтожено, двое захвачены в плен.

Казалось бы, ничего особенного разведчики не совершили. Действительно, что значат два-три десятка уничтоженных фашистов на фоне сотен и тысяч, гибнущих от огня нашей артиллерии, пулеметов, штурмовиков? Но в данном случае нельзя чисто механически сравнивать цифры. Даже наши мелкие удары также оказывали деморализующее воздействие на противника. Посудите сами. Стояло подразделение на охране моста через реку, протекающую в семи, а то и десяти километрах от переднего края, и вдруг оно исчезает. Ни слуху, ни духу. Тут противнику есть о чем задуматься. А затем поступает сообщение, что колонна автомашин не прибыла к месту назначения. Один подобный факт, второй, третий… И начинается неразбериха, перерастающая в панику. А еще Суворов говорил, что испугать неприятеля — значит наполовину победить его.

В эти дни мне наконец удалось встретиться с начальником разведки 113-го стрелкового корпуса полковником И. Т. Авраменко. Его многие у нас называли неуловимым. В период наступления наших войск его почти невозможно было застать в штабе корпуса. Позвонишь, бывало, и слышишь в ответ:

— Уехал. Находится на «Резеде».

Вызываешь «Резеду», а оттуда отвечают:

— Был, но минут двадцать, как уехал на «Тюльпан».

И такая «неуловимость» Ивана Тимофеевича объяснялась просто: он чувствовал себя спокойно только тогда, когда находился в самой гуще событий, на самых трудных участках. Офицер считал своим долгом лично руководить действиями разведывательных подразделений. Нет, он не подменял начальников разведок дивизий, однако его советы всегда оказывались кстати.

Честно скажу, первое время, а это было сразу же после освобождения Витебска, я внимательно присматривался к стилю работы Авраменко. Знал я, что опыта ему не занимать. Он воевал в блокадном Ленинграде, на других участках фронта. И тем не менее меня беспокоила его «непоседливость». Ведь задача начальника разведки корпуса заключается в том, чтобы руководить действиями разведывательных подразделений, анализировать, обобщать полученную информацию. Если все время или почти все время находиться на переднем крае, можно упустить из рук нити управления.

Однако постепенно я приходил к выводу, что Иван Тимофеевич не упускает их. В любой момент он был в курсе всех дел, знал, какие первоочередные задачи должны решать разведчики. Если даже его не было в штабе корпуса, исчерпывающие ответы па все поставленные вопросы я получал от офицера, остававшегося за него.

И вот все же я застал полковника Авраменко в одной из дивизий корпуса. Чувствовалось, что Иван Тимофеевич предельно устал. Лицо осунулось, под глазами залегли тени, но настроение у него было отличное.

— Теперь, судя по всему, уже немного осталось!

Да, теперь оставалось совсем немного. Дробя вражескую группировку, уничтожая ее по частям, соединения армии упорно продвигались к морю.

Запомнился день 16 апреля. Погода выдалась солнечная, тихая. Местность с наблюдательного пункта просматривалась прекрасно. И вдруг где-то справа от нас в небо взвилась ракета. На нее, видимо, никто не обратил бы внимания. Но вслед за первой вспыхнула вторая, затем третья, четвертая… А вскоре уже несколько десятков цветных звездочек сияло на небосводе.

Генерал И. И. Людников соединился по телефону с командиром 94-го стрелкового корпуса, который действовал на нашем правом фланге:

— Что это у вас там за фейерверк?

— Это не у меня, — ответил генерал-майор И. И. Попов. — Это в расположении соседней армии.

Вызвали штаб 5-й армии. Трубку взял командующий генерал Н. И. Крылов.

— Что произошло, Николай Иванович? — спросил Людников.

— Это мои солдаты у моря салютуют!

— Вышли?

— Вышли! Того же и вам желаю!

О содержании этого разговора тут же стало известно на НП армии. Мы, конечно, радовались. И в то же время было немного завидно: все-таки соседи, а не мы первыми вышли к морю. Впрочем, отставание было небольшим и временным. К рассвету 17 апреля мы овладели крупным опорным пунктом, портом и городом Фишхаузен. Задача, поставленная перед 39-й армией, была полностью выполнена.

Утро этого дня встретило нас непривычной, какой-то, образно говоря, оглушающей тишиной. Молчали пушки, минометы. Люди с радостью и в то же время с каким-то недоумением посматривали вокруг, друг на друга.

Откровенно говоря, я сам чувствовал себя не в своей тарелке. Как-то не укладывалось в голове, что перед нами нет больше врага. Только серое, неприветливое море тянулось до самого горизонта. Казалось бы, нужно радоваться, ликовать. Но душевный покой не приходил. И все потому, что война еще продолжалась.

Нам уже было известно, что перед рассветом 16 апреля началось наступление 1-го и 2-го Белорусских, 1-го Украинского фронтов в направлении на Берлин. Мы знали, что там сосредоточены колоссальные силы. Но знали мы и другое: фашисты будут отчаянно сопротивляться на каждом рубеже. Утопающий, как говорится, цепляется за соломинку. А в том, что третий рейх тонул, никаких сомнений не было. Почему же нас не перебрасывают туда, где развивается наступление?

Здравый смысл подсказывал, что сделать это просто невозможно. Плотность наших войск и без того предельно велика. Но мысль о том, что сравнительно недалеко идут ожесточенные бои, а мы отсиживаемся здесь, не давала покоя.

Так прошло несколько дней. Наконец поступило распоряжение из штаба фронта: в частях и подразделениях организовать занятия. И, как ни странно, люди сразу же приободрились. За