– Чепуха!

Вдох.

– Ты даже десятилетнего меня ни разу не смог обмануть, – насмешливо парирую я. – Твои попытки шелестеть кустами в тёмном лесу, чтобы проверить мою реакцию, были смехотворны.

Выдох.

– Просто ты был слишком недоверчивым для десятилетнего юнца. Это порядком раздражало, кстати, – фыркает Кристиан.

– Ты рассказал Агате, кто ты?

– Рассказал. Но чувствую, что я сделал недостаточно для своей сестры, – вновь тихо признаётся мужчина, бросая затравленный взгляд на девушку на кровати.

– Не ты. Это я совершил ошибку. Мне стоило с самого начала выкрасть её тело и бежать в Серат.

Дядя аккуратно поправляет руку Агаты, что лежит на покрывале. Мы молчим какое-то время. Кристиан, возможно, прощается с Марой. Я сглатываю, сразу отгоняя эти мысли.

– Знаешь, мой собственный наставник – Андрей, был тем ещё засранцем и гонял меня по холоду без рубашки в самой середине зимы, – вдруг переводит тему дядя, складывая руки на груди.

– Опять ты жалуешься? – наигранно устало выдыхаю я, закатывая глаза.

Во время обучения на любое моё нытьё Кристиан был готов выдать целую кучу заготовленных историй о том, что его тренировки были тяжелее, а его наставник с ним «так не носился, как он со мной». Я, кажется, слышал каждую историю по несколько десятков раз, а эту чаще всех.

– Богиня, кажется, нужно было нанять для тебя учителя по этикету и манерам, а то свои ты все растерял, махая мечом, – фыркает дядя.

– Растерял не быстрее, чем ты золото за годы праздной жизни.

Кристиан глухо смеётся.

– Всего каких-то четыре года выпивки, игр и женщин, и ты мне это уже больше десяти лет припоминаешь, – с досадой качает он головой, отсмеявшись.

Я осуждающе приподнимаю бровь, но на губах сама собой появляется улыбка. Следующий выдох получается слишком резким, рваным, но улыбку мне удаётся удержать.

Вдох.

Просто нужно сконцентрироваться.

Я могу перестать чувствовать всё это. Я знаю, что могу.

Выдох.

– Ну так вот… Андрей… – продолжает дядя.

– Нет, ты это серьёзно?

– Он также обладал огромными знаниями о Мороках и нашей силе, скорее всего, знал больше остальных, – спокойно продолжает Кристиан, игнорируя моё кислое выражение лица. – Или просто память у него получше, хотя я почти уверен, что Андрей просто был не в меру любопытным и совал свой нос куда только мог, чтобы проверить разные теории. К счастью, всем он поделился со мной, поэтому я всё записал вот сюда.

Кристиан вытаскивает из-за пазухи небольшую книгу в чёрной кожаной обложке. Он не даёт её мне в руки, а кладёт рядом с собой на кровать.

– Её я написал для тебя, здесь всё, что я знаю о наших возможностях. Она поможет тебе, когда родится мальчик – новый Морок, которому ты сам станешь наставником.

– Ты мне ещё не всё рассказал?

– Почти всё, но переживаю, что память у тебя, малец, короткая, – Кристиан растягивает губы в снисходительной улыбке, я её копирую, хотя он прекрасно знает, что память у меня хорошая.

– И почему никто раньше не додумался написать подробную книгу с нашими возможностями? Передавать всё из уст в уста так непрактично.

Он продолжает бубнить себе под нос и трёт щетину на подбородке и щеках. А я слушаю вполуха, догадываясь, что он просто пытается меня отвлечь посторонними разговорами.

– Согласись, что эта война нам всё подпортила. Раньше Мороки собирались вместе хоть иногда, чтобы поделиться знаниями. Каждый знал то, что знают другие. А потом Мар не стало, и Мороки тоже разбрелись кто куда.

Всё не унимается он, а я рассеянно киваю, сажусь на стул и подпираю лицо рукой, упираясь локтем в подлокотник.

– Все твои отметины прошли?

Я несколько раз моргаю от того, как легко он перескакивает с одной темы на другую.

– Да, вообще все последствия прошли, – киваю я.

– Покажи, – настаивает дядя.

– Говорю же. Всё прош…

– Показывай, говорю. Или у тебя глаза на затылке выросли? – передразнивает он.

С тяжелым выдохом я встаю, стягиваю рубашку через голову и поворачиваюсь к Кристиану. Он тоже встаёт и начинает внимательно разглядывать мою спину. Делает это так долго и пристально, что моя кожа покрывается мурашками.

– Закончил? – недовольно бормоча, пытаюсь обернуться, но он не даёт.

– В каком месяце ты родился? – ненавязчиво спрашивает дядя, вновь переводя тему.

– Не удивлён, что ты не помнишь, но в первый месяц зимы.

Кристиан бросает задумчивый взгляд на тёплый летний пейзаж за окном.

– Немного рановато, конечно, но это мой тебе подарок, мальчик.

Меня сбивает с толку его внезапно серьёзный тон, но я ничего не успеваю спросить, потому что тот прикладывает ладонь на мою левую лопатку, а я начинаю кричать от жуткой боли, словно его рука раскалена каким-то ледяным огнём.

– Прости, Аарон. Андрей предупреждал, что ставить метку Морока на живого – болезненное дело, но другого выхода нет.

Это последние слова, что мне удаётся разобрать. Я падаю на колени не в силах удержаться на ногах, продолжаю кричать, пока голос не хрипнет, но Кристиан не отнимает руки.

Мара

Я открываю глаза и на мгновение мне кажется, что всё произошедшее мне приснилось. Вся война, возможная смерть Александра и мой кинжал в руках Даниила. Может, это был один длинный кошмар, потому что мой взгляд упирается в знакомый мне балдахин. А когда я приподнимаюсь на локтях, чтобы взглянуть в окно, то небо темнеет на закате, алые лучи блестят на стекле и плотной стеной валит пушистый снег.

Я одна в своей комнате, здесь прибрано. Книги на столе высятся аккуратной стопкой на краю, стул плотно задвинут, мягкие кресла стоят на своих местах, плотные занавески на всех трёх окнах раздвинуты, а на небольшом столике есть даже ваза с цветами. Всё на каком-то удивительно идеальном месте, да так, что этот порядок кажется мне неправильным. Я никогда не отличалась умением наводить кристальную чистоту, хотя была дисциплинированна. Но здесь чувство, что я проснулась в комнате, где никто не живёт.

Поднимаю прядь своих волос, убеждаясь, что они всё ещё невзрачного серого оттенка, ощупываю живот, но не нахожу никакой раны, вся моя кожа вновь здоровая. Я всё не могу понять, но что-то со мной не так, пока не замечаю непривычную тишину.

Моё сердце не бьётся.

Всё моё тело сковывает страхом, что Александру каким-то образом удалось меня вернуть. А значит, я вновь вытягиваю из него жизнь.