Когда я открываю глаза, вокруг так темно, что даже стен не видно. Тишину нарушает лишь дыхание Кэтлин.

– Мэд, ты проснулась? – шепчет она чуть хрипло.

– Твой голос…

– Знаю. Наверное, придется бросить курить. Это из-за… горла.

Я осторожно киваю.

– Я не слышу, когда ты киваешь. – Кэтлин тянет на себя одеяло.

– Прости. Прости.

– Мэдлин, что случилось в пещере? – с опаской спрашивает Кэтлин. – Мама сказала, что через неделю, когда мы окрепнем, ты переедешь в подвал.

Точно.

Я снова киваю, и тогда Кэтлин меня пихает. Я пихаю в ответ. Потом мы обе затихаем. И наконец я говорю:

– Давай ты расскажешь мне, что случилось с тобой, а я расскажу свою часть истории. Согласна?

Ответа я не слышу, но знаю, что Кэтлин кивнула.

– Мы с… – ей приходится прикладывать усилия, чтобы произнести его имя, – Лоном решили сбежать. Кажется, договорились во сне. Я не уверена. Я вообще не уверена, что происходило на самом деле, а что нет. Все эти потайные двери и пещеры… И волшебство. Он делал всякое глазами и руками. До того как… Я не знала, что он так может. А ты? – спрашивает Кэтлин.

– Кое-что знала. Однажды он по ошибке попал в мой сон, и произошло нечто странное. Но даже до этого – лиса на перекрестке, то, что делала Маму, что я делала. Она считает, у меня есть дар, склонность к колдовству. Я поэтому собираю всякие вещи.

– Почему ты не рассказывала мне об этом? Я…

Я жду, что Кэтлин продолжит, но ее глаза сверкают в темноте, и она сглатывает. Я слышу, как язык движется у нее во рту. Она садится и тянется за стаканом с водой, чтобы залпом осушить его и тут же снова наполнить.

– Меня теперь все время мучает жажда, – признается Кэтлин. – Помнишь, я как-то заставляла себя пить по восемь стаканов воды в день? Считала, что это полезно для кожи. Так вот, теперь мне и двадцати мало. Во рту постоянно сухо.

– Ты вернулась с того света, – напоминаю я. – Телу нужно время, чтобы восстановиться.

– Твоя правда, – говорит Кэтлин. – Так вот, мы с Лоном…

От того, как она произносит его имя, у меня на глаза наворачиваются слезы.

– Ты ни в чем не виновата, – торопливо шепчу я. – Ты же не знала. А даже если бы и знала…

Но Кэтлин словно не слышит меня, она все говорит и говорит:

– Мы пошли в пещеру, и сначала все было очень мило. Он принес все для пикника. Потом я заметила имена на стене. Там было имя Хелен. Тогда я спросила, водил ли он сюда девушек раньше, и он сперва притих, а потом сказал, что да, водил. Но со мной, мол, все иначе. А потом достал стамеску. Я даже не удивилась, зачем ему стамеска в пещере. Сейчас-то я понимаю, что это ненормально. Задним умом.

Кэтлин замолкает, чтобы перевести дух.

Я осторожно дотрагиваюсь до ее ноги своей.

– Мы целовались и все такое, и я решила, что наконец потеряю девственность. Потому что люблю его… точнее, любила. Очень сильно любила его. Ну и вообще, если сбегаешь с парнем в секс-пещеру, глупо ожидать чего-то иного. Даже если ничего особенного не случится, все равно потом будет о чем рассказать. Именно так я думала. Знаю, сама в шоке.

Кэтлин вздыхает, а я говорю:

– Ты не обязана рассказывать, если не хочешь…

– Нет! – резко отвечает она. – Ты стольким ради меня пожертвовала. Ты должна знать, как глупо я поступила. Господи, где были мои мозги? Он же носил анх! И запах. Ты же говорила мне, что он мерзко пахнет.

– Ну, я лесбиянка, поэтому он бы вряд ли мне понравился, даже не будь он монстром…

Вот и все. Я призналась. Не сбросила груз тайны, но разделила его с сестрой.

– Что?! – изумленно ахает Кэтлин. – Ты стала лесбиянкой без меня?

В ее голосе столько потрясения, словно я должна была предварительно заполнить анкету, чтобы получить право осознать ориентацию.

– Кэтлин, дело не в тебе, – говорю я. – В нашей жизни много чего случилось, но моя ориентация касается только… меня. Это не повод для сплетен, не увлекательное приключение. Это часть того, кто я есть.

Сестра едва заметно кивает:

– Я понимаю. Ты права. Я не имела в виду, что ты должна была сначала спросить у меня разрешения. Но это очень неожиданно! А как ты поняла?.. А ты… С Уной, да? – Брови Кэтлин ползут вверх. Все-таки кое-что она не упустила, пусть даже потеряла голову от любви.

– Да и нет. Все сложно. Но ты продолжай, я хочу узнать, чем закончилась твоя история. – Я пихаю Кэтлин в бок.

– Но в твоей есть лесбиянки и никого не убивают! – хнычет Кэтлин. – Она куда круче. Ладно…

Все-таки она любит поговорить о себе. Этого у нее не отнять. Кэтлин снова подносит к губам стакан с водой.

– Учитывая, сколько я пью, я должна без конца бегать в туалет, – говорит она. – Но нет. Честное слово, возвращаться с того света не так уж приятно.

– Я знаю! Хотя ты наполовину призрак, а мне пришлось воскреснуть процентов на десять, у меня все равно случаются приступы головной боли.

– С цветными вспышками, да? Боже, они ужасны. Но так вот, насчет Лона. Тут и рассказывать почти нечего. После пикника я начала прибираться, а он все говорил мне, что делать, и я слушалась, хотя это на меня непохоже: я не люблю, когда мной командуют. Но мне очень хотелось его порадовать. Сама не знаю почему. А потом я снова обратила внимание на стену с именами. И спросила, откуда они взялись. Он сказал, что в деревне существует традиция: парни приводят в пещеру девушек, которые им нравятся. И высекают их имя на стене – в знак вечной любви. Тогда я попросила высечь мое имя. Сказала: «Пожалуйста». – Голос Кэтлин полон горечи. – Представляешь, я даже не заметила, что все имена выведены одинаковым почерком. А это ведь должно было сразу броситься в глаза. Ты бы обязательно обратила внимание…

Кэтлин теребит рукав пижамы, ткань шуршит под пальцами: ш-ш-ш. После случившегося слух у меня обострился. У хищников тоже острый слух. Чуткие уши.

Они знают, что происходит, когда ты ничего даже не слышишь.

Знают, что случится с тобой.

Или с теми, кто тебе дорог.

Умеют читать между строк.

– Кэтлин, ты ни в чем не виновата, – повторяю я.

– Мм… – мычит она в ответ. Какое-то время молчит, собираясь с мыслями, а потом продолжает шепотом едва слышным, словно прибрежная галька шелестит в ночи: – Мы снова начали целоваться. Я очень его хотела. Он все-таки был моей родственной душой. И запретной любовью. – Она печально улыбается. Ее руки дрожат. – И… Мы с Лоном занимались всяким. А потом у меня свело судорогой ногу. Я попыталась его отпихнуть, но он не двигался, а я вдруг посмотрела на список имен другими глазами. Почувствовала себя всего лишь очередным пунктом, который нужно вычеркнуть. Мне это не понравилось. Я снова попыталась его оттолкнуть. И тогда… – Кэтлин тяжело сглатывает. – Не думаю, что я смогу об этом говорить. Мое лицо и тело. Да ты и сама…