— Во имя мести, Эль, — торжественно улыбается Дик, и ямочки на его щеках больше не кажутся ей очаровательными. — С моей помощью ты обрела цель, для достижения которой понадобились годы, но оно же того стоило?

— Я ничего этого не помню, — трясет головой Элинор, чувствуя, как ее зубы начинают нервно стучать.

— Хватит! Все ты помнишь! — рявкает Дик. — Тебе оставалось только сыграть свою роль до конца. Но ты испугалась! Почему, Эль? Что в нем такого, что ты так боишься расстаться с иллюзиями о своём несуществующем счастливом браке? Он лжец, убийца, предатель и вор, но, видимо, так охренительно тебя трахает, что ты готова закрыть глаза на все? И ради чего?

— Нет, — яростно шипит Элинор. — Это твои больные фантазии, Дик. Я не освобождала тебя из психушки, не планировала убийство собственного мужа и отца своих детей!

Взгляд пациента F602299 становится острее бритвы и холоднее стали.

— Нет никаких детей, Эль, — по слогам чеканит Дик. — Отдай мне свой пистолет, — он протягивает открытую ладонь. — Момент настал. Он скоро вернется и заплатит по счетам.

— Нет! — снова произносит Элинор. Теперь более уверенно. Сжимая пистолет в руке, она делает шаг вперед. — Ты меня не убедил, Дик.

— Что еще тебе нужно, чтобы признать, что ты жила с настоящим кретином. Хочешь остаться с ним?

— Хочу знать, как ты вошел в этот дом!

— Это мой дом, Элинор. Его подсунули твоему придурку мужу за бесценок, и его жадная натура не смогла пройти мимо выгодного предложения.

— Это не объясняет того, как ты обошел систему безопасности!

— Я не обходил, — лицо Дика перекашивает злобная гримаса. — Водитель Ханта не дал мне уйти, меня заперли в подвале. Избитого и еле живого от боли.

— Тогда объясни, как ты выбрался оттуда? — требует ответа Элинор. Несоответствие в деталях рушат всю версию психопата, это придает ей уверенности.

Как? Как, черт возьми, она могла вообразить, что этот дерганный шизофреник может быть ее мужем. Точнее, как она могла заимствовать его лицо для Криса? Хотя ничего удивительного. Кристофер немногим лучше психа из Святой Агаты. В памяти внезапно всплывает видеозапись, продемонстрированная мужем по дороге в ресторан, и Элинор начинает подташнивать от отвращения. К обоим.

— Прекрати, наконец, махать своей пушкой, — предусмотрительно отшатнувшись назад,прикрикивает Дик. — Не в меня ты должна целиться, Элинор. Не я превратил твою жизнь в ад.

— Как ты вышел из подвала? — четко произносит Лин, призывая все моральные и физические силы, чтобы не сорваться.

— Сегодня он забыл надеть на меня наручники. Я вылез через вентиляционную шахту, — в доказательство Дик показывает на свисающие из кармана джинсов стальные браслеты.

— Удачное совпадение, — саркастично оброняет Лин.

— Ни хрена подобного, — кривится Дик. — Сукин сын был уверен, что я никуда не денусь. Дверь заперта, ключ только у него. Он не учел, что этот дом построен по моему проекту, и я знаю его, как свои пять пальцев.

— Там еще кто-то есть? — дрогнувшим голосом спрашивает Элинор.

— Где? — на лице мужчины проскальзывает недоумение.

— В подвале, — с трудом выговаривает Элинор. Рука, удерживающая пистолет, предательски дрожит. Ей больно даже представить, что Крис способен…

— В подвале? — хмурится Дик. — Разве что мыши и пауки. Хочешь посмотреть? Пойдем прогуляемся, но пушку придется оставить здесь.

— Где мои дети, Дик? — срывая голос, кричит Элинор.

Ее всю колотит от одной только мысли, что … Боже! Кристофер же не мог запереть Джонаса и Милли там? Зачем? Он же их отец! Не зверь и не чудовище, а родной отец. Как бы Крис не относился к Лин, как бы не хотел избавиться от нее, присвоить деньги ее отца и сбежать с любовницей и дочерью, он бы никогда не причинил вред своим детям!

Значит, это сделал Дик. Он каким-то образом сбежал из клиники, а теперь шантажирует ее мужа, держа в заложниках Джо и Милли. Да, теперь все сходится. Дик помешался на идее «освободить» ее. Любой ценой. Он псих и правильно заметил, что любое преступление сойдет ему с рук. Максимум, что его ждет — это палата в более строгом заведении, чем Святая Агата. Боже, все по-настоящему, кошмар стал реальностью.

Дик действительно собирается убить Кристофера.

— Почему я? Почему ты выбрал меня? — севшим голосом интересуется Элинор.

— А почему не ты, Эль? — ухмыляется Дик. — Может быть, мне просто было чертовски скучно, и ты оказалась под моей дверью как раз в тот момент, когда я захотел поразвлечься?

— И как? Весело тебе? — глаза застилают слезы, грудную клетку опоясывает боль.

— Еще как, — со смешком отвечает Дик, внезапно делая рывок вперед. Лин не успевает среагировать и уклониться, инстинктивно жмет на курок, уши закладывает от звука выстрела, и в эту же секунду Дик быстрым ударом ноги вышибает пистолет из ее рук. Следующий удар попадет ей в живот, выбивая весь кислород из легких. Согнувшись и захрипев, Лин отлетает назад, неуклюже сносит мольберт и падает на него сверху.

От шока она ничего не чувствует, в глазах мельтешат пепельные мушки, постепенно обретая очертания кружащихся мотыльков. Взгляд застывает на покачивающихся на потолке дизайнерских светильниках, безжалостно и равнодушно взирающих на нее. А потом свозь пелену тумана она видит склонившееся над ней мужское лицо с болезненной гримасой.

— Добрых снов, художница, — обманчиво ласковым тоном шепчет Дик, почти касаясь ее губ своими, на долю секунды превратившись во все счастливые воспоминания разом.

Смеющийся взгляд, лукавая улыбка, ямочки на щеках…

«Малышка, тебе срочно требуется искусственное дыхание».

«Спасибо за то, что ты однажды вошла в мою жизнь. Я люблю тебя…»

«Мой отец был прав. Ты — жалкое ничтожество, Кристофер Хант».

«Ты будешь терпеть меня и молчать, пока мне не надоест».

— Ты ранила меня, больная сука, — взбешенно шипит ублюдок и, замахнувшись, бьет Элинор кулаком в лицо, отправляя прямиком в черный тоннель безнадежной агонии и звенящей пустоты.

Некоторое время назад

Она стала приходить в палату особого пациента F602299 почти каждую ночь. Целый день Элинор пребывала в предвкушении вечера, находясь в полной прострации, не замечая никого и ничего вокруг, нетерпеливо считая минуты до встречи. Лин сама не могла объяснить себе зудящую потребность находиться рядом с ним, на его территории, слушать глубокий монотонный голос, не колеблясь делать все, что он просит, и отчаянно нуждаясь отдать то, о чем ее никогда не просили.

Это было не сложно, а наоборот — естественно и правильно. Это приносило покой и облегчение. Это стало смыслом ее существования. Ее миром, сузившимся до размера четырех стен и застрявшего в них мужчины.