– Элмар, – окликнул он. – Ты не спишь?

– Почти, – отозвался принц-бастард, поднимая голову. – А что? Придумал?

– Да, – вздохнул король. – Но я тебя прошу… Освободи меня от обещания обязательно использовать то, что я придумал. Это нельзя использовать. Это настолько безнравственно, что я потом сам себе не прощу, если что случится.

– Расскажи, – попросил Элмар. – А я решу.

– Не могу. Возможно, и тебе придется участвовать, а если я расскажу, у тебя будет отниматься язык. Поверь мне на слово. План шаткий, ненадежный, опасный и безнравственный. Мне придется подло подставить человека, который мне полностью доверяет и которому я бы ни в коем случае не хотел причинить вред. Мне придется выпустить невменяемого убийцу в зале, полном народу, без гарантии, что он убьет того, кого надо, а не начнет бросаться на кого попало. И, в конце концов, все может просто не сработать и только насторожит наших противников. И разрушит прежний план, уже отработанный и надежный. Элмар, ты настаиваешь, чтобы я попробовал?

Принц-бастард задумался.

– Скажи, Шеллар, – спросил он через некоторое время, – это чем-нибудь грозит тебе лично? Кроме угрызений совести?

– Нет, – честно ответил король. – Не более чем всем гостям в зале.

– Тогда попробуй. Подумай, как добавить этому плану надежности. Наверняка можно. А что до остального… Я сам прослежу, чтобы никто из гостей не пострадал. Я буду закрывать их собой, если этот убийца бросится не на того, на кого надо. Я обезоружу его голыми руками, если он тебе так дорог, не причинив ему вреда, и буду держать, пока не опомнится. На это у меня сил хватит. Надеюсь, это не буду я сам?

– Нет, не ты, – согласился король.

– А насчет нравственности… Пусть я буду виноват. Ты дал мне слово, и я потребовал, чтобы ты его сдержал. Ты делаешь это не по своей воле. Я тебя заставляю. Пусть это все будет на моей совести.

– Ты требуешь?

– Да.

– Что ж, – грустно вздохнул Шеллар. – Пусть будет так, как ты хочешь. Я не могу отказаться от слова. Но не думал я, что ты можешь быть таким…

– Не находишь слов? Могу. Я же сказал – сделаю все, чтобы никто не пострадал и все получилось. И всю ответственность возьму на себя. Моя честь уж как-нибудь это стерпит, у меня ее хватает.

– А мою совесть ты тоже возьмешь себе? Как я буду смотреть ему в глаза, даже если все получится? Эх, Элмар… Будь по-твоему, но если что случится… я никогда не забуду, что ты потребовал этого только из страха надеть корону.

– А ты позаботься, чтобы не случилось.

– Невозможно. Слишком много непредсказуемых факторов. Потому и получается, что план ненадежный. Знаешь что, Элмар, иди-ка ты домой и выспись как следует. А я еще посижу здесь и подумаю, как можно все это… улучшить. Если Кантор придет вечером или ночью, я ему сам все объясню. А утром приходи сюда, уже одетый для банкета – возможно, тебе придется просидеть здесь до самого его начала. Если Кантор не придет ночью, утром меня сменишь и будешь его ждать. До последнего. Возьми с собой меч, только не свой любимый, а покороче. Чтобы он был по руке человеку ростом примерно в четыре локтя с четвертью. Остальные инструкции я дам тебе утром. И прошу тебя как человека – не пей. Это очень серьезно.

– Я думаю поймать его, – сказал Пух, подождав еще немножко, – в западню. И это должна быть очень Хитрая Западня, так что тебе придется помочь мне, Пятачок.

А. Милн

Когда Кантор увидел, кто открывает ему дверь, он отскочил на пару шагов, от греха подальше.

– Ты чего? – удивился Элмар. – Неужто боишься, что опять стукну? Не бойся, заходи. Здравствуй.

– Здравствуй, – ответил Кантор, переступая порог. – А где Ольга?

Принц-бастард печально вздохнул:

– Проходи, садись. Я тебе сейчас все объясню. Давай свой цветок, поищу, куда бы поставить, а то у Ольги ни одной вазы в хозяйстве нет. Ей никто цветов не дарил…

– Что ж вы так? – укоризненно заметил Кантор.

– Сам не знаю… Цветы – вроде как знак внимания даме. А мы с ней просто друзья. Я знал, что она будет рада получить в подарок, например, музыкальный кристалл, книгу, коробку патронов… Такое и дарил. Да и Жак тоже. Нам и в голову не приходило насчет цветов. Ты заходи, садись, я сейчас…

Кантор прошел в комнату, слегка недоумевая, почему его встречает лично его высочество, а также почему он так строго одет, так печально вздыхает и тянет с ответом на простой и четкий вопрос. Уж не случилось ли чего? При этой мысли сердце у Кантора испуганно трепыхнулось. Неужели она опять… Или, чего доброго, додумалась последовать его вздорным советам и все закончилось печально? О небо, только не это! Не может быть, он бы почувствовал…

Мистралиец скользнул взглядом по комнате, ища какие-нибудь свидетельства того, что его подозрения беспочвенны. Или наоборот. В комнате было немного меньше беспорядка, чем в прошлый раз, правда, на маленьком столике опять что-то ели. И курили. Очень странно курили – в пепельнице полно пепла, но ни одного окурка, а рядом на блюдце куча распотрошенной папиросной бумаги. Кто-то из сигарет табак добывал. Кто? Ответ напрашивается сам по себе – единственный из Ольгиных знакомых, который курит трубку. Он-то что здесь делал? Да еще так долго, что у него табак кончился? Может, успокоившись насчет проклятия, его величество возобновил свои ухаживания, а Ольга, расставшись с белой занавесью, стала покладистее в этом отношении и они все-таки сговорились? А теперь она просто стесняется сама об этом сказать? Или начиталась классической драмы и боится, что ревнивый мистралиец ее зарежет, как дон Тенорио прекрасную Льянту? Что за ерунда, да на здоровье, пусть, лишь бы не чего похуже… Но если б они проводили время вместе, окурки бы все-таки были. Ольгины. Так что же, король сидел здесь один? Или Ольга предоставляет ему свою квартиру для тайных свиданий с кем-то еще? Что за абсурд, неужели королю больше негде? Тогда в чем дело?

Вернулся Элмар, поставил бутылку с цветком на письменный стол и тяжело опустился в кресло напротив.

– Ну, так что случилось? – поторопил его Кантор, уже почти уверенный, что произошла неприятность. – Она жива?

– Пока жива. – Элмар протянул ему квадратик плотной дорогой бумаги с королевским гербом и золотой каемкой по краю. – Вот, возьми. У нее ведь родственников нет, а ты вроде как близкий все-таки…

– Что значит – пока?! – вскричал Кантор, подхватываясь с места. – Ей что-то грозит? Я могу что-нибудь сделать?

– Можешь, – кивнул Элмар. – Сесть и поплакать. Мы все это уже делали.

Кантор опустился в кресло, взял протянутую бумагу и с трудом всмотрелся в расплывающиеся перед глазами руны. Это было стандартное приглашение в королевский дворец на поминальный ужин для родственников жертв. Имя жертвы было вписано, пробел для имени приглашенного оставался пустым. И вся любовь. О небо, как просто, как глупо и нелепо…