— У вас много хлеба едят, — одобрительно отмечал Эльяс, — у нас в Сирии тоже. Хлеб — основа всей жизни.

Неожиданно он сделал предложение Свирину:

— Слушай, Игор, вам, я слышал, уже давно судовладелец не платит. Как можно так жить? Хочешь, я тебе иногда буду давать заработать? Съездить надо туда-сюда с партией товара, проследить, чтобы все хорошо сгрузили. Бумаги все будут подписаны. Я позвоню, чтобы тебя ждали. То, что с товаром приедет не африканец и не азиат, это здесь внушает доверие. Это говорит о солидности фирмы.

И вот в свободное от вахты время Свирин одевался в то, что было почище и поновее, садился в кабину небольшого грузовичка рядом с темнокожим водителем и ехал с товаром. Эльяс платил ему немного, но исправно.

— Один из ваших, мне говорили, неплохие деньги зарабатывает, но может плохо кончить, — как-то не без умысла заметил Эльяс.

— Кто же это? — с вялым любопытством спросил Свирин.

— Имени не знаю. Худощавый такой, с темными волосами, ходит весь в белом, как колониальный англичанин.

Свирин начинал догадываться, но решил промолчать. Он вспомнил, как он пробегал по коридору жилой палубы и в приоткрытую дверь каюты, где жил Каминский, увидел пару бутылок на столе и гору разной соблазнительной снеди. Хозяин каюты поспешно захлопнул дверь.

Эльяс потрогал седеющие усы и с замаскированным равнодушием повторил:

— Да, может плохо кончить. Дело в том, что владелец одного заведения очень хотел найти белого управляющего. Для представительности. Вот ваш моряк и играет эту роль. А в этом заведении не только ресторан, там и игорный притон, и наркотики водятся, и девочки есть по вызову. Я-то знаю.

— Его следует предупредить? — неуверенно спросил Свирин, хотя симпатий к тому, о ком шла речь, не чувствовал.

— Можешь, конечно. Только на меня не ссылайся. Это дело опасное.

Потом он начал жаловаться на сложность жизни в стране, подчеркивая, что при англичанах жить было проще, так как соблюдался порядок.

— Сейчас каждый смотрит на другого, как на свою добычу. В Африке так было всегда, но тогда действовали копьями и стрелами, а сейчас в ход идут более современные вещи и способы. Чиновники стараются урвать побольше из-за шаткости своего положения. Их даже нельзя теперь подкупить. Это значит, что чиновник сегодня берет у тебя деньги и ставит печать или свою подпись, но завтра он делает вид, что тебя не знает и все надо начинать сначала.

Они сидели в плетеных креслах в небольшой конторе Эльяса и пили холодное пиво из высоких стаканов. Между ними стоял и жужжал, как гигантский шмель, большой вентилятор. Создаваемый им теплый воздушный поток был все равно приятнее унылой неподвижности воздуха.

— Вот придет Нванги и жди перемен, — с тревожной многозначительностью заявил Эльяс, понизив голос. — Обещает расстреливать коррупционеров без суда. Правда, многие так говорят.

— Это кто еще такой? — спросил Свирин, чувствуя, что вопрос звучит глупо: видимо, есть имена, которые должны знать все, но не произносить их.

— Тот, который в лесах со своей армией. Войска ничего не могут с ним сделать, несмотря на все свои танки и самолеты. А здесь многие его ждут. Я жену и детей отправил в Сирию месяц назад.

«Ладога» стояла у самого дальнего и необорудованного причала, к которому не стремились швартоваться крупные грузовые суда, так как сюда не вели даже железнодорожные пути. Поэтому судно с русской командой портовые власти терпели, а могли бы заставить бросить якорь на внешнем рейде и стоять там до второго пришествия. Между тем, счет за стоянку в порту, хоть и по минимальному тарифу, неумолимо рос.

Буквально через день после приезда посольского работника рано утром по причалу быстро прошагал невысокий коренастый африканец в костюме цвета хаки. Он был в темных очках, хотя солнце еще не показывалось. Два пристанских матроса с метлами и старший по причалу почтительно с ним поздоровались. Все трое работали всегда в одной смене, они явно принадлежали к одному племени и между собой говорили на своем языке.

Пришелец по его просьбе был проведен вахтенным у трапа к капитану и находился у него около пятнадцати минут, потом быстрыми шагами спустился по сходням, пересек причал, провожаемый почтительно-боязливыми взглядами всей троицы, и исчез в лабиринте наставленных повсюду контейнеров и штабелей из ящиков.

После этого визита капитан какое-то время сидел неподвижно, прихлебывая крепкий чай с лимоном, и думал, думал до боли в висках. Время ожидания кончилось. Пришло время действовать.

Если бы кто-то мог подслушать разговор тех, кто сейчас был занят уборкой причала, и понимал их язык, он был бы озадачен услышанным. Старший на причале спросил обоих матросов:

— Вы видели кого-нибудь сейчас?

— Никто никого не видел, — ответили они почти одним голосом.

— Кто-нибудь приходил или уходил? — спросил он снова.

— Чтобы уйти, надо сначала прийти, — ответил самый старый из матросов, с седой короткой бородкой, и сказал: — Друг далеко, а враг сидит на твоем языке.

— Значит, — подвел итог спрашивающий, — никто не уходил, никто никого не видел. А кого не видишь, того и нет.

Говорили же они на языке своего племени, который здесь мало кто понимал.

Капитан допил чай. Теперь надо было что-то делать. Он ждал и боялся этого момента. Ему всегда хотелось верить, что вот откроется выход из той безнадежной ситуации, в которой оказался его корабль с командой. Как бывает в хороших снах, когда вдруг находишь незапертую спасительную дверь и покидаешь опасное подземелье. Но будет, возможно, риск и своей жизнью, и чужой. Он еще может отказаться и вернуть вечером деньги, выданные в качестве предоплаты за доставку груза. Но едва ли это сделает.

Дверь в каюту была открыта, и в нее вливался сыровато-теплый воздух позднего утра, вплывали жалобно-вопросительные крики чаек и низкие гудки портовых буксиров. Еще один день медленно набирал ход, словно поезд в никуда. Но другого такого дня у этого опостылевшего причала может и не быть. Обольстительная отчетливость задуманного им плана заставила капитана высунуть голову из каюты и оглядеться, словно кто-то мог подсматривать даже за его мыслями.

Неделю назад капитан созвал вечером на палубе между надстройкой и третьим трюмом, потому что с моря начинал дуть бриз, короткое собрание команды. Даже Каминский сидел поодаль с неискренним, как ему показалось, вниманием на лице. Капитан хотел знать окончательное мнение команды: согласны ли все ждать, пока их участь решится где-то на другом континенте, или при первой возможности отдавать швартовы и покидать порт. Все заключалось в одном: будут ли найдены деньги на покупку горючего в порту другой страны при следовании на северо-запад. Дойти до этого порта они смогут на запасе топлива, который у них есть. Думали недолго, за это и проголосовали.

— А откуда возьмутся деньги, вас это интересует? — с наигранной невинностью поинтересовался капитан.