Константин натренированной рукой подергал и покрутил веревочки, пока луч света – тоньше, чем запястье Ямины, – не был пойман бронзовым диском и отражен в потолок. Тотчас же нарисованное небо осветилось так ярко, как в полдень. Это был эффект, который Ямине никогда не надоедал: ей нравилось лежать в полумраке возле кончика перевернутого конуса света, летающие пылинки внутри которого поблескивали, как звезды в небесах.

Из ящика шкафа Константин достал несколько выкрашенных в черный цвет стержней, к концу которых были прикреплены те или иные искусно вырезанные плоские черные фигурки. Среди них имелись императоры и императрицы, цари и царицы, короли и королевы, принцы и принцессы, конные и пешие воины (и одиночные, и выстроенные в шеренги), луна и звезды, башни и крепостные стены, молнии и тучи – в общем, все то, что могло иметь место в его рассказах.

Ямина издала радостный возглас, и, к ее удовольствию, принц начал свой рассказ так, как он начинал всегда:

– Что-то из этого наверняка является правдой, а что-то вполне может быть и вымыслом, но это все, что мне известно…

Он стал размещать первые из фигурок в луче света так, чтобы они отбрасывали свои тени на голубое небо или же перемещались туда-сюда перед нарисованным солнцем с его огненными завитками. Воины наступали и бросались в бой, сражались и погибали, одерживали победу или отступали; лошади скакали то рысью, то галопом; императоры брали себе в жены знатных дам и делали их императрицами, как того требовали правила, а затем заводили себе любовниц, тогда как императрицы тоже подыскивали себе любовников; крепости возводились и разрушались до основания; солнце всходило и садилось; луна то появлялась на небе, то исчезала, а звезды сияли и тускнели – и из-за всего этого проливалось много слез.

– «Пусть тот, кому я мил, пойдет за мной», – проревел Мехмед, султан и повелитель всех турок, – сказал Константин, и Ямина, вскрикнув, спрятала лицо в ладони. – Он стремительно вышел из своей спальни, сбрасывая на ходу свое одеяние из небесно-голубого шелка, отороченное белым мехом песца. Придворные бросились врассыпную, как перепуганные птицы.

Тени снова заплясали по нарисованному небу. Принц и принцесса – искалеченный юноша и девушка, которая волею судьбы сделала его калекой, – лежали вместе в круглой спальне во дворце в огромном городе. Он отправлял свои рассказы высоко в небо, чтобы они летали там так, как летал он сам в своих снах, да и она тоже, словно ангел, могла летать столько, сколько длился тот или иной рассказ.

Иногда действующие персонажи казались всего лишь тенями, но чаще всего, когда тепло его тела и мягкость голоса совместными усилиями завлекали ее в промежуток между бодрствованием и сном, они как бы становились живыми. В таких случаях фигурки наполнялись цветом, трансформировались в плоть и кровь и воспринимались уже как те настоящие мужчины и женщины, которых они изображали.

– «Пусть тот, кому я мил, пойдет за мной!» – повторил Константин, едва не переходя на крик. Тень султана зашагала туда-сюда, и в ответ на его призыв к нему заспешили люди с суровыми лицами. Они выбегали из всех дверей дворца и толпились рядом с ним. В правой руке Мехмед сжимал письмо. Он сжимал его так крепко, что его костяшки пальцев стали белыми. Бедняга, который принес ему это письмо, стоял на коленях в спальне султана, прижавшись лбом к полу и закрыв глаза. Как и все остальные, он не имел ни малейшего понятия о том, какое он принес известие. Его губы беззвучно шевелились: он молился, чтобы это известие не стоило ему жизни. Только когда крики и топот почти стихли, он отважился бросить взгляд сначала налево, а затем направо.

Константин подергал тень гонца из стороны в сторону. Это были изящным образом преувеличенные движения, которые всегда заставляли Ямину хихикать.

– Довольный тем, что остался один, он также отважился глубоко и горестно вздохнуть. – Константин изобразил этот глубокий и горестный вздох, и Ямина захихикала еще громче.

Затем он лег на бок, все еще не распрямляя рук, ног и туловища, и стал поворачивать маленькую фигурку, сделанную из плотной бумаги. Он делал это до тех пор, пока силуэт гонца не сократился до черной линии возле кровати с пологом на четырех столбиках, являющейся сейчас единственным видимым предметом на фоне неба.

Ямина схватила Константина за руку. Хотя это был всего лишь рассказ, во многом основанный на вымысле, она хорошо знала его содержание: султан Мехмед II, узнав о смерти своего отца, стремился как можно быстрее захватить трон. Константин сделал для нее это повествование реальностью, и то, о чем он рассказал ей, было правдой. Крепко вцепившись в его руку, девушка не отпускала ее.

– Какую бы бурю ни вызвал этот гонец, она обошла его стороной, – сообщил Константин, переходя на шепот, – и он никак не пострадал.

Именно таким вот образом – лежа в теплой и душистой темноте спальни ее принца – Ямина изучила историю своего города, Византийской империи и тех, кто подобно туркам Мехмеда пытался причинить ей вред.

– Все те, кто находился в коридорах, вскоре поняли, что Мехмед направляется в конюшни, и некоторые из них стали кричать через окна конюхам, чтобы те готовили лошадей, – громко, чтобы его голос соответствовал волнению и дурным предчувствиям, охватившим его персонажей, произнес Константин.

– Взгляд Мехмеда был направлен вперед, как будто он смотрел на что-то далекое, чего, кроме него, не мог видеть никто.

Константин, взяв свободной рукой маленькое зеркало, поиграл им, чтобы изобразить на мгновение ослепительную вспышку.

– Никто не осмеливался заговорить с ним: все опасались, что он может обругать или наказать за это. Они украдкой поглядывали на него, пытаясь хоть что-нибудь понять по выражению его лица.

– Сколько ему было лет? – спросила Ямина, тем самым развеивая чары, действующие на нее во время повествования Константина. – Сколько ему было лет, когда он узнал, что его отец умер?

– Не больше семнадцати, – ответил Константин, все еще играясь с зеркалом и перемещая тоненькую полоску света туда-сюда по стене.

– Такой молодой, – сказала она. – А почему он так спешил? Ведь в любом случае трон должен был занять именно он.

Константин засмеялся.

– Трон мог занять тот, у кого имелось достаточно храбрости и сил, чтобы захватить власть, – сказал он. – Такие уж порядки у османов. Там, где много сыновей – а ведь в гаремах рождается немало отпрысков султана, – всегда есть повод для борьбы за трон. И каждый из сыновей султана после смерти отца может предъявить свои права на трон.

– Поэтому они умерщвляют даже детей – так, на всякий случай, – сказала она.

– Ты имеешь в виду Маленького Ахмета? Иногда я жалею о том, что рассказал тебе эту сказку.

– Это никакая не сказка, – возразила Ямина. – Что же это за мир, в котором маленький ребенок представляет угрозу для султана?

– Подобная жестокость свойственна не только туркам, – заметил Константин. – Не забывай о моей собственной семье. Многие мои предки избавлялись от своих родственников. Один из них ослепил своего сына и трехлетнего внука только ради того, чтобы они не могли претендовать на трон.