– Я не знаток генеалогии миланских родов, – продолжил Курт, по-прежнему обращаясь к своему потенциальному начальству, – однако простого любопытства ради или, лучше сказать, как-то случайно некогда навел кое-какие справки; и кто бы знал, где эти сведения пригодятся… Джан Галеаццо Висконти имеет двух сыновей, одному из которых на сей день должно быть около девяти лет, а другому пять.

– Юридически говоря, четыре, – поправил Висконти-младший, не дрогнув ни единым мускулом лица. – Исполнится пять в этом сентябре. Мне двадцать два, и я, разумеется, не могу быть ни тем, ни другим из законных сыновей. Однако, полагаю, всем и без моих пояснений известен тот непреложный факт, что для произведения потомства узы брака не являются необходимым условием.

– Так стало быть – папенька предпочел сплавить стороннее дитя с глаз долой?

– Можно сказать и так, – согласился Висконти по-прежнему невозмутимо. – А можно иначе: поддавшись советам друга семьи, в свое время принял решение направить отпрыска по стезе духовного служения, в каковое на сегодняшний день входят грядущая должность папского нунция в Германии и состоявшийся кардинальский чин. Но я не жду, что вы станете обращаться ко мне «Ваше Высокопреосвященство».

– Он шутит, – уточнил Бруно недоверчиво, обращаясь к Сфорце; кардинал лишь криво усмехнулся, и Курт продолжил в прежнем тоне:

– И сколько было заплачено, чтобы это юное дарование возвели в такой чин?

– Немало, Гессе, – согласился Сфорца с сожалеющим вздохом. – Такой товар всегда стоил недешево; хотя, надо сказать, со времен моей молодости цены вздули просто до неприличия… Однако тебе ли поддаваться скепсису на основании малости лет? Замечу, что ты, будучи в его возрасте, раскрутил заговор государственного размаха.

– И едва не развязал войну, – докончил он хмуро. – А вы всерьез полагаете, Ваши Высокопреосвященства, что юноше под силу управиться с такой нешуточной должностью надлежащим образом?.. Ты понимаешь, Висконти, что ежедневной твоей обязанностью все-таки будет не представительство, а общение с наглым и неуправляемым сбродом?

– Я уже это заметил, – с предельной любезностью согласился тот.

– За словом в суму не лезешь, – одобрительно отметил Курт. – Не заклюют. А как с остальным? Со здешней публикой слов порою бывает недостаточно. Когда однажды я позволил себе нелестно высказаться о его матушке, Сфорца едва не переломал мне руки, и подобные приятные воспоминания остались не только в моей памяти. Не сложилось бы так, что одного из курсантов отправят на помост за убийство папского diplomat’а. Да и просто конфликт, вышедший за рамки, – здесь это не шутки; малейшая слабина, один-единственный прокол способны на все оставшиеся годы сделать из тебя посмешище. А при этом, как ты сам должен понимать, все твое руководительство завянет в зародыше и станет de facto попросту невозможным.

– Означает ли столь вольное со мною обращение, что я могу расплатиться тем же? – не ответив, поинтересовался Висконти, и Курт передернул плечами:

– Я не старец и не титулованная особа.

– Что ж, – кивнул тот, – Гессе. Могу лишь сказать, что ты неверно представляешь себе ситуацию. Полагаю, это оттого, что мое присутствие в стенах академии было непостоянным и отчасти тайным, и, если встать на твою точку зрения, я явился ниоткуда, по неведомой причине попытавшись поднять на себя ношу не по силам, не будучи к ней подготовленным. Ты меня не знаешь; отсюда твои сомнения и даже явное неприятие. Покровительство дона Сфорцы означает не только родственное в некотором роде отношение, но и тот факт, что к происходящему в эти дни меня готовили особенно тщательно. Разумеется, теоретическая подготовка и практическое ее воплощение могут и будут разниться, но для наработки необходимых навыков и более тесного ознакомления с текущим положением дел и, как ты выразился, «этой публикой», начиная с этого времени, я буду пребывать в академии почти постоянно, обретя для этого официальную должность личного секретаря дона Сфорцы. Учитывая сложившиеся печальные обстоятельства, ни у кого не вызовет удивления тот факт, что в управлении академией вот так внезапно потребовался помощник. Надеюсь, нас не посетят две смерти разом, и у меня еще будет довольно времени на то, чтобы ознакомиться с ее внутренней жизнью более тесно.

– «Готовили», – повторил Курт, повернувшись к кардиналу. – И что бы это могло означать?

– Ровно то же самое, что и в твоем случае, Гессе, с той лишь разницей, что Антонио воспитывался в должном окружении с малых лет. Его мать скончалась через пять лет после его рождения, и когда мой крестник в личном разговоре обмолвился об этом, я намекнул, как не оставить малютку без присмотра и дать ему приличное воспитание. Взять мальчика в собственный дом он не мог, нанятые опекуны – потенциальные проблемы во всем, начиная подходом к делу и кончая юридическими тонкостями…

– Сбагрил чадо в монастырь? – предположил Курт, и Сфорца искривил губы в усмешке:

– Весьма топорно высказано, хотя и точно. Да, я помог устроить Антонио в доминиканскую обитель…

– …где ему по вашему поручению вплоть до зрелых лет полоскали мозги. А ничего, что мы обсуждаем это при нем? Не разочаруем парня в людских добродетелях?

– Я отдаю себе отчет в том, что происходит, – возразил Висконти безмятежно. – Я знаю, что дон Сфорца растил меня, имея на мой счет вполне определенные планы. Не думаю, что тебя может удивить подобное обстоятельство, ведь, насколько мне известно, ты также вполне удовлетворен собственной судьбой, хотя судьба эта была избрана для тебя без твоего согласия.

– Мое согласие было получено, – возразил Курт, – когда меня выдернули из кельнской тюрьмы. Променять петлю на учебу я согласился немедленно. А у тебя какой был выбор?

– Предпочесть верность Господу или семье, – ответил тот немедленно. – А если выразиться менее торжественно, я должен был решить, стану ли я служить Конгрегации искренне или по поручению отца, который с возрастом стал пытаться оказать на меня свое влияние.

– Откровенно, – заметил Курт, вновь обернувшись к кардиналу. – Кстати заметить: а никого, кроме меня, не смущает тот факт, что вы ставите во главе святого Макария сына человека, отравившего своего дядюшку? Ничего, что ваш крестничек отправил на тот свет прежнего владетеля Милана, дабы занять его место?

– Если б в детях Бернабо было больше сознательности, они давно зарезали бы папеньку сами, – отмахнулся кардинал равнодушно. – Что же до твоего вопроса, Гессе… Во-первых, мой крестник произвел арест и суд, и обвинения, выдвинутые им против его дяди, невзирая на свою чудовищность, были не пустыми и по большей части правдивыми.

– Жил же кто-то с размахом, – пробормотал Курт с показной завистливостью.

– Во-вторых, по приговору этого суда Бернабо Висконти был отправлен в заключение…

– …где и почил спустя полгода при невыясненных обстоятельствах.

– Как ни странно, – снова возразил Сфорца, – скончался сей недостойный муж от пошлой болезни желудка; с чем стоило бы согласиться, так это с тем, что медицинский присмотр в темнице был не на высоте. И, правду сказать, умер он за считаные дни до того, как Джан Галеаццо вознамерился подмешать в его завтрак отнюдь не порошок от изжоги.