Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня он был счастлив.
— Не могу в это поверить, — сказал Джон Марк, мотая головой из стороны в сторону. — Она сбила его с одного выстрела — святая корова!
— Ха! После этого в нем точно была дыра!
Оба мужчины стали хохотать над шуткой Уолтера, толкая друг друга, как дети. Я была рада, что сижу по другую сторону огня… по этой причине и еще по одной.
— Ты, должно быть, хороший стрелок, — сказала Анна. Она вернулась после того, как порылась в своей сумке, и плюхнулась рядом со мной — так близко, что наши плечи соприкасались. — Вот, возьми.
Она бросила мне на колени небольшой бумажный пакет. Внутри было около дюжины круглых печеньиц. Они восхитительно пахли — как теплый мед с небольшим количеством специй. Но после того как Уолтер выставил себя таким дураком, я боялась принимать что-либо, что предлагали рейнджеры.
— Спасибо, не надо. Я не хочу сходить с ума.
Анна рассмеялась.
— Это просто печенье, Шарли. В них нет ничего странного, — она взяла печенье и откусила от него. — Видишь?
— Хорошо, — я взяла одно, а остальные отдала ей. Я держала печенье в руке еще несколько минут, прежде чем наконец набралась смелости попробовать его. И когда я это сделала, я смогла только сказать. — Вау…
— Ага? Тебе нравится? — Анна усмехнулась в ответ на мой кивок. — В Старом Городе есть дама, которая каждую среду печет их. Я ем так много, что, наверное, растолстею, но… ах.
Она откусила еще кусочек, жевала с улыбкой, и мне было трудно отвести взгляд.
Анна задавала мне вопросы с того момента, как мы сели. Эти вопросы люди всегда задавали друг другу на телевидении, задавали люди, когда они хотели познакомиться, — такие вопросы Уолтер никогда не подумал бы задавать мне. И мне было очень весело, просто пытаясь на них ответить.
Зеленый был ее любимым цветом, потому что он напоминал ей о весне. Раньше я никогда не задумывалась о любимом цвете, поэтому выбрала синий — как океан.
Анна совсем не умела петь, что было обидно, потому что она очень любила музыку. Я не очень понимала, что такое музыка… по крайней мере, я думала, что не слышала той музыки, о которой говорила Анна. Она заставляла это звучать так, будто это было что-то действительно красивое, что она могла закрыть глаза и слушать часами. Но все, о чем я могла думать, это супер-джинглы и звуки, которые звучали за телевизионными титрами — которые, скорее всего, свели бы человека с ума.
И мы никогда не узнаем, могла ли я петь, потому что я была слишком смущена, чтобы попробовать.
Мы были примерно одного возраста: она родилась в октябре, а я появилась примерно в мае следующего года — правда, я упустила часть о том, как я появилась. И о Трубе. Уолтер сказал мне, что я родилась не по-человечески и что мне следовало просто заткнуться, если я не хотела, чтобы люди пялились на меня.
Мы долго говорили о таких вещах, прежде чем наш разговор перешел на нечто более серьезное:
— Тебе когда-нибудь было страшно здесь? — спросила я.
Анна приподняла брови.
— Что ты имеешь в виду?
— Знаешь… — я ерзала, пытаясь придумать, как это спросить, не используя вульгарных слов, которым меня научил Уолтер. — Кто-нибудь когда-нибудь пытался… причинить тебе боль?
Через мгновение она кивнула.
— Ах, это. Нет, мне пока везло. Наверное, потому, что я делаю все возможное, чтобы держать их подальше от меня.
— Например?
Анна проработала рейнджером всего пару месяцев, но всю свою жизнь прожила в Ничто. Она знала все о том, что женщина должна была делать, чтобы остаться в живых, и она была рада научить меня.
— Коротко подстричься — это самое простое, — сказала она.
Анна сняла шляпу, показывая мне, как она выбрила волосы сзади и по бокам до щетины. Клубок темно-красных кудрей ниспадал с макушки ее головы до изгиба левой брови.
Она провела рукой по кудрям и сказала:
— Некоторые женщины сбривают свои волосы до нуля. Но я просто не могу заставить себя сделать это — и, кроме того, мне нравится, как это выглядит.
Мне тоже это нравилось. Когда я впервые увидела это, я была немного шокирована: все женщины в Далласе были с распущенными длинными волосами. Я никогда не видела женщину с такой короткой стрижкой, как у Анны. Но мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы мне это стало нравиться.
— Не знаю, смогла бы я носить свою так, — неуверенно сказала я, потянув за конец косы.
— Тогда тебе нужно получить шляпу. Скрути ее и заправь вот так… — Анна протянула руку и перекинула мою косу на макушку, — так они подумают, что у тебя короткие волосы.
— О, — кожу головы так сильно покалывало, что я едва могла сосредоточиться. — Им нравятся длинные, да?
— Боже, они не могут насытиться этим. Чем длиннее, тем лучше — не знаю, почему. Но как только ты узнаешь, что им нравится, их довольно легко сбить с толку, — Анна убрала руку и постучала по бандане. — Тебе тоже следует приобрести такую — чтобы прикрыть лицо. И всегда старайся носить что-то громоздкое, если можешь. Думаю, это ты уже сделала, — она игриво дернула за мой полосатый комбинезон, — это чертовски уродливо.
Огонь догорел до такой степени, что от него исходило больше жара, чем пламени — наверное, поэтому у Анны была расстегнута зеленая куртка. Серая рубашка под ней была далеко не громоздкой.
Мы продолжили болтать о жизни, и я заметила, что она корчила гримасы, когда говорила. Мой взгляд притягивало к ее губам, когда она улыбалась, и к ее бровям, когда она говорила что-то серьезное. Время от времени, прямо перед тем, как рассмеяться, она морщила нос и усмехалась.
Я не могла не задаться вопросом, похожа ли я была на Анну, когда говорила. Интересно, двигалось ли мое лицо, как ее, и не поэтому ли Нормалы съеживались каждый раз, когда видели это. Потому что если это было так, то я не понимала, почему они считали это таким отвратительным.
Я думала, что это было… мило.
— Вы слышали, что случилось с Брендоном? — внезапно сказал Джон Марк.
Голос у него был легкий, будто он говорил о погоде. Но яркие части его глаз блестели, как ножи, скользя взглядом по Уолтеру.
— Нет,
