Ефрем чувствовал, что княжеский напор побеждает, а предварительное согласие на возведение в сан мирян расценивается чужеземцем как задаток хороших отношений со стороны Суздаля, хотя все было в точности наоборот. Это княжество сейчас протягивало свою руку к Ветлуге, где вскоре могло бы взять за горло не только местного воеводу, но и многочисленное языческое население.

Конечно, это произойдет не сразу, а постепенно, но произойдет. Ныне ветлужцы наотрез отказываются от чужого священника, но чуть позже они привыкнут к главенству Суздальской епархии, и ему не составит труда поставить туда своего человека. После этого влияние князя неминуемо распространится на эти земли, а там глядишь, и церковная десятина ощутимо прибавит в весе. Железо же… оно было лишь поводом для того, чтобы больнее пнуть этого гордеца, возомнившего, что он может говорить и торговаться с князем напрямую.

– Так что, готов ты поставить мне через год волоченой проволоки на сотню коротких кольчуг за оговоренную цену? – покровительственно проговорил Юрий, обменявшись насмешливым взглядом со своим тысяцким. Мол, что взять с этого лапотника? – Осилит ли такое твой воевода? Что скажешь, Иоанн сын Михайлов?

– На сотню? А не много ли будет, княже? – ожидаемо ответил ветлужец, но тут же вскинулся и выставил ладони вперед. – Нет, с таким количеством никаких проблем не будет. Сотня доспехов потянет на тонну-полторы железа… по-вашему, это меньше сотни пудов. Если возьмемся всем миром, то за пару месяцев будет тебе желаемое, а за год и пять сотен сделаем. Вот только что ты с этим будешь делать?

– Пять сотен? – как-то отстраненно переспросил князь и резко добавил: – Тебе-то какое дело, что я творить буду?!

– Сам посуди, княже… Где ты возьмешь пять сотен кольчужных дел мастеров, чтобы за год переработать нашу проволоку в нужные тебе доспехи? Даже сотню, если таких людишек у тебя в княжестве десяток-другой наберется, и все?

– Язык попридержи, ветлужец! – выступил вперед тысяцкий, почти заслоняя собой князя. – Тебе велено ответ держать, а не спрос иметь!

– Как скажешь, Георгий Симонович. Сделаем, только вот с оплатой как быть?

– Ты что, княжескому слову не веришь?!

По мановению пальцев Юрия тысяцкий отошел в сторону, и князь снова взял нить разговора в свои руки, с некоторым недоверием разглядывая стоящего перед ним полусотника.

– Говори, что имеешь сказать! Что по оплате тебя волнует? Рассчитаемся зимой, как оброк со всех уделов свезут и твой товар мастера в деле попробуют.

– Княже… На кольчугу одного железа тратится почти на гривну кун, уж больно много в отходы при волочении уходит. Это только железа, а сама проволока по цене выходит почти на две гривны, хотя мы с тобой и сговаривались чуть дешевле.

– Ударили же по рукам!

– Говорили мы, княже, лишь об одной кольчуге. Убыток с одного мотка проволоки я сумею снести, но с пяти сотен… такая уступка нас разорит! И все же я на нее готов пойти, если сумею взять хлебушек чуть дешевле прошлогодней цены, а отдать за него разным товаром. Как, княже, отдашь рожь по шесть кун за коробь? Ты же подати все равно в основном зерном собираешь?

– Кто же знает, какая цена будет! Да и при чем тут я? Иди на торг и скупай!

– Брать мы хотим много, около полутора или двух тысяч кадей. На торгу столько может и не быть, а обходить каждого…

– Иди к купцам, они знают, сколько и у кого взять! – появились сердитые нотки в княжеском голосе. – От меня чего хочешь?

– Нет у нас столько монет, княже, чтобы за все зерно ими отдать. Сам знаешь, что серебро ныне, кроме Новгорода, днем с огнем не сыщешь, а облезлой белкой[48]не всякий купец возьмет. Кроме того, если все наши силы уйдут на проволоку, дабы было чем зимой твоим мастерам заняться, то других товаров у нас будет немного, и соответственно даже этих шкурок накопится совсем мало. Хлеб же надо брать сразу, ранней осенью, иначе можем остаться ни с чем… Вот разве что купцам за зерно проволокой отдать, если ты пообещаешь им выкупить ее!

– Ладно, Иоанн… – скрипнул зубами Юрий, почувствовав, что в мягкости ветлужца он обманулся. – Будет тебе зерно! Если урожай вызреет добрый, то цену скину на куну от той, что на торгу установится. Остатки же мягкой рухлядью отдашь!

– Опять же не хватит, княже, пушным зверем мы не богаты, места не те. Можем дать по приемлемой цене топоры, гвозди и железные лопаты. А на плуги цену и вовсе вполовину уроним! Слышал ли про них?

– Если дешево отдашь, то твое железо в хозяйстве лишним не будет, хоть и не должен я такими безделицами заниматься… – Князь скривил губы и вопросительно поглядел на своего тысяцкого, однако получил от него лишь недоуменное пожатие плечами. – Тем не менее о благе подданных я заботиться должен, потому секиры могу и взять, особенно если они будут не слишком тяжелы и для ратных дел годны.

– Можем и боевые топоры, княже. Заранее поговорим с твоими ратниками, что им более по нраву. А на плуги согласен ли?

– И на что мне такой приварок, даже если ты цены на них уронишь? Смерды пусть о том заботятся!

– Ведомо ли тебе, княже, что земли твои вдоль Нерли и Колокши могут давать больше зерна, если их не сохой обрабатывать, а железным плугом, который чем-то на косулю[49]смахивает?

– Ты про мое Ополье? И так эта землица всех в округе кормит. Куда уж больше?

Поймав подозрительный взгляд князя, ветлужский полусотник зашел с другой стороны:

– Отец Ефрем не даст соврать, что в села, принадлежащие Дмитриевскому монастырю, мы ранней весной передали несколько плугов. Как, отче, всходы там поживают, не просветишь ли нас?

– Не… Кхе! – Мысли архиерея еще крутились вокруг расширения Суздальской епархии, поэтому неожиданный вопрос выбил его из колеи, да так, что его голос просел от волнения. Однако, прокашлявшись, он степенно поправился: – Не знаю, чужеземец, на каких условиях ты свои диковинки раздал и как заставил наших оратаев их пользовать, но монастырские чернецы на те поля нахвалиться не могут. И сеять, по их словам, легче было, и сорной травы стало меньше… А уж всходы, слава Господу нашему, на удивление! Будто на свежем огнище взошли!

– Заставлять пахарей никто не заставлял, но пообещать посуду… был грех! Благослови, отче, применять сей плуг на этих землях…

– Ты, Ивашка, что надумал?! – Резкий удар князя по подлокотнику кресла прервал общение между чужеземцем и духовным лицом. – В моей вотчине как у себя дома распоряжаешься?! Собираешься оделять моих смердов товарами, дабы их в закупы брать?!