– А чо ж не помнить‑то? – удивился могильщик. – Я ищо в разуме, не совсем пропил‑то ево! Помню – молодой господин сунул дощечку в брюхо энтой вонючке! Пряма в кишки! (Элена еще раз рыкнула на памятник с надписью: «И жил я, и не жил, а пиво‑вино пил! И все там будем! Жду вас, дожидаюся !»)

– Ну дак и доставай! – невозмутимо бросил смотритель. – И пошевеливайся, демон! Скоро кладбище открывать, а у нас там… забыл, что? Или кто? Знаешь, что за осквернение святынь бывает?

– Да мне‑то чего будет, это ты тут главный‑то! – так же невозмутимо ответил могильщик. – Меня дальше кладбища не пошлют, а ты вот… ты…

– Ты, ты… щас как врежу лопатой по башке! А потом закопаю живьем, вместе с ней! – рассердился смотритель. – А всем скажу, что ты ушел в сортир и исчез! Так что заткни пасть, ищи дощечку!

– Ох‑хо‑хо… – вздохнул могильщик, закатал рукава и с чмоканьем погрузил руку в месиво из червей, жуков, сукровицы и подгнившей плоти. Смотреть на это было так противно, что я не выдержал и отвернулся, а когда из могилы вылетела искомая дощечка, не кинулся ее поднимать – вначале посыпал песочком и осторожно вытер пучком сочной травы, сорванной с холмика соседней могилы.

– Ну что, все? Мы свободны? – крышка с грохотом накрыла несчастную женщину, которой и после смерти не было покоя, а я задумчиво покивал головой:

– Закапывайте, придурки! И языки свои поганые на замок! Чтобы никто, чтобы нигде! Понятно? Иначе я приду и выверну вас через жопу – прямо так и будет голова из нее торчать!

– Он может! – уважительно закивал старший гробовщик, обращаясь к испуганным соратникам, и бодро заверил: – Да ты чо, Арун, братишка?! Молчим канешна! Нам зачем трепацца?! Мы тут по самые шейки замешаны! Но вощще, братуха, мы тута ни при чем – нам деньжат отсыпали, мы и откопали бабенку! А клал энту штуку к ней в брюхо уже молодой господин, не мы! Я еще удивилси – как ручки‑то свои белые не боицца запачкать!

– Хватит бубнить! Закапывай быстрее, демон! – прикрикнул сторож, а мы с Эленой больше могильщиков не слушали – побрели в сторону ворот, пора уничтожать мерзкое колдовство!

– Ты где ее спалишь? – спросил я, держа руку с дощечкой немного в стороне. Я всегда был брезглив, а теперь, после того, что увидел… в общем – пришлось брать дощечку через лист растения, похожего на лопух. Все лучше, чем касаться незащищенными руками пористой древесины, пропитанной трупным ядом.

– Я?! – непритворно удивилась Элена. – Это же ты куда‑то идешь, думала – знаешь, куда именно!

– Да я место ищу свободное, чтобы ты разнесла эту гадость огненными шарами и при этом не переворочала десяток могил. Не забыла? Нам сжечь надо эту пакость!

– Не забыла. – Элена сморщила нос. – Фу, как она воняет! А рисует этот поганец неплохо, правда? Да ладно, ладно – к делу, да! Так вот – не могу я ее сжечь. Огнешары – магия. А сжигать нужно обычным, честным огнем, лучше всего в очаге. Очаг очищает, огонь съедает все плохое. Так что ищем очаг и завершаем задуманное!

– Очаг, говоришь? Огонь… – задумчиво протянул я, глядя на поднимающийся вдали столб дыма. – А огонь, пожирающий трактир, для этого подойдет?

* * *

Огонь, который поедает поленья очага, и огонь, который уничтожает постройки, – это разные виды огня. Разница такая, как если бы кто‑то сравнил бригаду хирургов, полосующих человека в операционной, и шайку разбойников с большой дороги, кромсающих несчастных купцов, в порыве ярости разрушая повозки, разрывая, разбрасывая, ломая вещи в поисках вожделенных кружочков металла.

Этот огонь был равен трем шайкам разбойников, перед налетом перепившихся, обкурившихся и вообще – с детства трижды уроненных оземь безумной, больной дурными болезнями нянькой. Он ревел, поднимал в воздух клубы сажи и был так жарок, что стоять можно было только шагах в пятидесяти от эпицентра пожара, да и то – трещали волосы, скручивались ресницы, а от одежды отчетливо пахло краской и чем‑то неуловимым, возможно, – изжаренными заживо вшами.

Элена не смогла подойти и на такое расстояние, и с растерянным видом стояла позади меня, в толпе зевак, живо обсуждающих гибель злачного заведения.

Что лежало в подвалах трактира? Почему он ТАК горел? Можно было только предполагать – мой носитель этого не знал. Знал только, что хозяин хранил что‑то в погребах, и это что‑то потом перепродавал в соседнее государство – контрабандой, само собой. Возможно, это были какие‑то нефтепродукты, потому что от «костра» отчетливо пахло чем‑то похожим на солярку или мазут. Да и дым был черным, как копоть от горячей резины. Пока мы с Эленой шли к пожару с кладбища, столб дыма из серо‑желтого превратился в этот фонтан сажи, и небо сразу потемнело, солнце скрылось за рукотворной тучей, и похоже было на солнечное затмение. Знатный пожарчик, мечта пиромана!

Да в общем‑то какая нам разница, что там горело? Главное, чтобы этот огонь уничтожил мерзко воняющую пластинку, на которой красовался едва заметный профиль нашей подруги. Именно – едва заметный. Элена объяснила, что дело здесь не в четкости линий, а в том, чем они сделаны и как напитаны магией. И, кстати сказать, чем бледнее линии, тем ближе к смерти их реальный прототип. Когда… если бы Амалия умерла – линии исчезли бы совсем. Пока еще они видны, и это обнадеживает.

Я прикинул расстояние – если подойти ближе, можно и поджариться! А если не доброшу – эффекта не будет. Пока эта пропитанная слизью дощечка высохнет, займется огнем… Лучше всего забросить подальше в пламя, чтобы уж сгорела, так сгорела!

Размахнулся, отвел руку назад…

И умер.

О боги! Ну какие же вы злые, а?! Ну разве можно так издеваться над человеком?! Как больно! Как же это больно, когда умирает твое тело!

Сам не понял, как и когда успел выскочить из сознания своего носителя. Только очнулся я рядом с трупом, прямо возле его головы – пустые глаза мертвеца смотрели мне в душу, будто спрашивали: «Зачем ты это со мной сделал?!»

Нет – я не жалел о гибели этого монстра. Он не был хорошим человеком, скорее наоборот – палач, убийца, жестокий и грязный тип. «Файлы», которые я все‑таки скопировал с его «жесткого диска», рассказывали мне о нем все, во всех подробностях. Или почти все – кроме того, что он постарался забыть и не давал копировать даже тогда, когда я усиленно рылся в его мозгах. У каждого человека в жизни случается такое, о чем он мечтает забыть. Иногда это удается. Как и в этом случае.

Теперь нужно было понять – что же со мной случилось. Как это мой носитель стал трупом?! Кто сумел ухайдокать эдакого здоровилу?!

Ответ нашелся скоро (хотя я и так знал, кто тут подсуетился) – под треск молний, под вопли и визг разбегающихся зевак, под шипение файерболов, почти не слышное из‑за рева огня. Вероятно, только кот с его тонким слухом мог вычленить звуки битвы на фоне грохота пожарища.

Бились двое – Элена и черный колдун, и похоже, что именно он был причиной того, что на лице моего носителя остался след, похожий на рисунок стебля растения.