сил, чтобы шевелиться; я шевелюсь, следовательно, бесплотен. Я стал призраком, полностью свободным от инерции. Я чувствую, что это так своими прозрачными костями.

Есть различные когнитивные режимы, взгляды на мир, отличающиеся друг от друга так же, как радость и деменция. Они не пересекаются. Иногда галлюцинации ярки и несомненны, однако разум мой трезв как стеклышко: я могу вглядеться в яркую статичную картинку на экране, увидеть, без всякого сомнения, что предметы на ней движутся – и тем не менее знать умом, что это не так. Я сообщаю о галлюцинациях ясно и внятно, комментирую то, что вижу, и одновременно невозможность этого, как будто диктую результаты вскрытия. Мои чувства лгут, но разум чист; меня не обмануть.

В других случаях, однако, я не знаю даже, существует ли вообще эта штука под названием «я». Она словно… охватывает всю комнату, как будто я превратился в какую-то разреженную нейронную сеть, зависшую чуть ниже потолка. Это не зрительная галлюцинация – такой режим почти свободен от галлюцинаций, за исключением вездесущего эффекта дрожащего от жары воздуха, из-за которого все идет рябью.[146] Это более глубинное, интуитивное ощущение распространенности. Время от времени какой-то ганглий в сети случайным образом активируется, и система выпаливает те слова, что содержались в этом узле.

В один из таких моментов Дейв садистски затевает со мной – по-видимому, он думает, что «я» до сих пор есть – политическую дискуссию. (Вроде бы на сленге это называется «ломать кайф».) Почему-то мы разговариваем о выборах в США, и разреженной нейронной сети хочется сказать: «Я не думаю, что Трамп реально верит во все то дерьмо, которое говорит о мусульманах и мексиканцах. Я не думаю, что он вообще во что-то верит; в конце концов, он был твердым прочойсером, прежде чем пошел на выборы от республиканцев. Мне кажется, он просто подыгрывает аудитории, говорит то, за что ему будут громче аплодировать. Настоящая опасность не в самом Трампе, а в том, что его победа спустила с цепи и наделила силой армию нетерпимых мудаков на улицах. Вот что нанесет самый страшный урон».

Это то, что Уоттс – Нейронная Сеть – хочет сказать. Однако узлы активизируются случайно, и, кажется, наружу выходит что-то, больше похожее на «Ну-у-у, я не думаю, что Трамп настолько плох». Это приводит в ужас ту рудиментарную часть меня, которая все еще существует; я отчаянно пытаюсь пояснить свою мысль, чтобы Дейв не думал, будто я полный говнюк, однако нейронная сеть задается вопросом: «Действительно ли эти слова просто случайные выплески из сети, лишенные глубинного смысла, или же наркотики сорвали с меня маску благопристойного гуманиста, обнажив истинное, защищающее Трампа чудовище?» Нейронная сеть гадает, что из этого произносится вслух.

Что-то точно произносится. Потому что откуда-то из дальнего далека доносится голос Дейва:

– Не бойся, чувак; я не слышу ничего такого, чего ты раньше не говорил.

Мы смотрим последнюю часть «Космической одиссеи 2001 года». Я видел этот фильм раз пятьдесят, не меньше; это первый раз, когда я смотрю его под кайфом. Я зачарован этим шедевром, зачарован больше, чем когда-либо прежде. Каждый кадр, каждый звук – откровение, насыщенное новыми смыслами. Через пять минут после титров, впрочем, я уже не помню, что это были за смыслы такие.

Следующим я хочу посмотреть «Чужого», а может, «Голову-ластик». Дейв мягко направляет меня в сторону чего-то, потенциально не настолько травматичного: снятого фанатами эпизода «Звездного пути», выложенного на YouTube, с картонными декорациями и любителями в возрасте около двадцати в ролях Кирка и компании. Оказывается, таких эпизодов несколько: вместе они называются «Звездный путь продолжается». Эта серия – сиквел «Зеркала, зеркала». Бородка злого Спока выглядит так, словно кто-то приклеил к его подбородку обувную ложку.

Я как будто смотрю школьный спектакль, поставленный мальчишками, с которыми вместе ходил на уроки труда в 73-м году. Наркотики совершенно не помогают. «Чужой» был бы совсем не так страшен.

Я не могу отвернуться.

Двадцать минут предполетных исследований открыли мне, что помидоры, оказывается, офигенны на вкус, когда ты под кайфом. Многие утверждали, что вкус психостимулированного помидора оргазмически силен. Я подготовил целый набор помидоров, от крохотных виноградных до огромных винных. На пике своих сил пожираю их все.

Ну такое.

В ослепительной вспышке инсайта я понимаю, почему люди всегда звучат так банально, описывая кислотные трипы: потому что язык возник для описания будничных реалий обыденного восприятия. Активированный психотропами мозг работает иначе; не существует никаких слов для описания того, как он воспринимает реальность. Эти озарения в буквальном смысле непереводимы. Разумеется, если втискивать их в рамки слов, они обратятся унылыми затасканными клише.

Я пытаюсь объяснить это откровение Дейву. Оно изливается потоком унылых затасканных клише.

Меня начинает отпускать. Голова все еще легка, но очертания мира сгустились обратно в исходное состояние. Кейтлин вернулась с работы; оказывается, Дейв весь день посылал ей сводки с полей. Я изучаю сухожилия на своей руке, пока он представляет моей жене краткий отчет.

– Все прошло нормально, – говорит он. – В какой-то момент он начал видеть повсюду летучих мышей, но тут и правда были летучие мыши, так что ничего страшного.

Это продлилось шесть часов, от начала и до конца. Я думал, что будет дольше.

Мы провожаем Дейва с объятиями, благодарностями и кучей несъеденных закусок, которые я накупил на случай жора, которого так и не случилось. Дейв – хороший друг.

Приход отступает окончательно. НПЕ рада, что я не бросился под автобус. Мы забираемся в кровать, включаем ноутбуки и обнаруживаем, что умер Леонард Коэн.

Надеюсь, это просто совпадение.

Дополнительные материалы

Сдержанная и недооцененная гениальность сериала «Двойник»

(Блог, 27 июня 2019 года)

Было время, когда я жаловался на низкосортность фантастических сериалов. Да, конечно, «Звездный путь» и «Вавилон-5» заигрывали с классными идеями – идеями, которых вы не нашли бы больше нигде на телевизионном ландшафте, – но почему, советуя их непосвященным, я всегда вынужден был начинать рекомендацию так: «Если не обращать внимания на актерскую игру/сценарий/постановку…»? Это была словно какая-то фаустовская сделка: мы дадим вам ваши драгоценные Большие Идеи, но взамен вам придется кривиться от их подачи.

Конечно, это все было до возрождения «Звездного крейсера „Галактика“» и «Мира Дикого Запада». Это было до того, как «Рассказ служанки» вышел за границы не просто жанра, но и самого телевидения, извергся в реальный мир, и по улицам Вашингтона прошли протестующие в белых капюшонах и красных одеждах. Это было до того, как «Игра престолов» завоевала больше премий «Эмми», чем любое другое