– Да, – кивнул я, – похоже на то. Мы, конечно, ещё проверим на нормальной мощности, но я уверен, что нам не показалось. Проблема гипердрайва действительно устранена… – Из моей груди вырвался облегчённый вздох. – Значит, всё было не зря. Наши потери… они не напрасны.

Губы Марси слегка задрожали, она шмыгнула носом, но сдержала себя, лишь с тоской посмотрела на меня. Я ответил ей ободряющим взглядом. Этот взгляд дался мне с огромным трудом.

Когда время прыжка истекло, обзорные экраны ожили, и на них вновь зажглись звёзды. Только рядом не было ни Шамбалы-1, ни её солнца, 519-й Стрельца.

Компьютер автоматически рассчитал наши координаты и выдал мне результаты. Ознакомившись с ними, я не поверил своим глазам.

– Нет, быть такого не может!

– В чём дело? – мигом насторожился Штерн. – Что-то не так?

– Навигационный комп заглючил, – ответил я. – Утверждает, что мы прыгнули на один и тридцать шесть парсека.

– Это невозможно! – отозвалась Краснова.

– А я что говорю.

Марси, не дожидаясь моего распоряжения, доложила:

– Запускаю тестирование, кэп.

– Правильно, – одобрил я.

Однако тесты показали, что навигационные системы функционируют нормально. Я дал команду повторить расчёты – и опять получил те же самые 1,36 парсека.

– Чёрт возьми! – выругался я. – Что же теперь, вручную считать?

– Кэп, – отозвалась Марси, – я оценила расстояние до 519-й по видимой яркости. До неё действительно больше парсека.

– Это невозможно, – повторила Краснова. – Реактор работал на малой мощности, а такая колоссальная девиация недопустима даже теоретически. Структурная поправка ограничивает…

– Стоп! – вдруг произнёс Штерн. – Вот оно что! Конечно, структурная поправка… – Он оттеснил жену с экрана, и посмотрел на меня немного диковатым взглядом. – Кэп, рассчитай-ка протяжённость нашего прыжка при нулевой поправке.

Я мигом понял, к чему он клонит, и от такого предположения у меня даже слегка закружилась голова. В своём первоначальном виде теория гипердрайва возникла из чисто абстрактной теории нелокальных взаимодействий, но при её проверке на практике оказалось, что она, давая верные качественные предсказания, грешила ошибочными количественными результатами. Для согласования теории с экспериментом пришлось ввести в уравнения дополнительный член с эмпирической (то есть получаемой из опыта) константой, которую назвали структурной поправкой. Название взяли, как говорится, с потолка – а выходит, что попали не в бровь, а в глаз. Ведь, по утверждению Узла, наличие Сети Миров вызывало изменение в сверхтонкой структуре пространственно-временного континуума…

Я лихорадочно ввёл необходимые данные, запустил вычисления и в итоге получил искомые 1,36 парсека.

Взгляд Штерна из диковатого стал вовсе сумасшедшим, и он торжествующе рассмеялся. Потом исчез с экрана а из-за кадра донёсся протестующий крик Красновой:

– Тео, прекрати! Ты меня уронишь!

Марси, на бледном лице которой было написано крайнее изумление, потрясённо произнесла:

– Кэп! Неужели это значит…

– Да, – подтвердил я. – Это значит, что Сеть мешала не только людям, но и кораблям. Теперь, при том же расходе энергии, при той же нагрузке на системы, мы сможем лететь в тринадцать раз быстрее. Нам не понадобится ждать спасательной экспедиции. До Земли мы сможем добраться за несколько дней, причём не особо напрягаясь. – Я откинулся на спинку кресла и, по примеру Штерна, рассмеялся. – А потом мы попросимся в экспедицию вокруг Галактики. И пусть только посмеют нам отказать!

Марси наконец улыбнулась. Совсем слабо – но улыбнулась.

Наш челнок вырулил на стоянку и занял свободное место между двумя суборбитальными самолётами, чьи фюзеляжи были украшены эмблемами Корпуса космической пехоты. С противоположной стороны стоянки находились ангары, немного дальше виднелось здание аэропорта, а сверху, на фоне темнеющего вечернего неба, светилась большими буквами надпись: «НУЭВО-САНТЬЯГО».

Марси заглушила двигатели, разблокировала внешний люк и выпустила трап. Затем вопросительно посмотрела на меня:

– Ну что, кэп, пойдём?

– Да, пойдём, – сказал я, надевая фуражку.

Мы вышли из кабины в тамбур, миновали шлюз и по трапу спустились вниз, где нас уже поджидал молодой офицер Военно-Космических Сил в чине первого лейтенанта. Он по-уставному чётко козырнул нам.

– Сэр, мэм! Добро пожаловать на Новую Землю. Лейтенант Фэрчайлд к вашим услугам.

– Приятно познакомиться, лейтенант, – ответил я, обменявшись с ним рукопожатием. – Значит, вы будете нашим гидом?

– Так точно, капитан. Для меня это большая честь.

Пожимая руку Марси, Фэрчайлд вопреки всем усилиям не смог сохранить торжественно-серьёзное выражение лица и улыбнулся в ответ на её приветливую улыбку. В свои восемнадцать лет Марси неотразимо действовала на мужчин, особенно на молодых астронавтов и космонавтов. Тут сказывалась и её привлекательная внешность, и популярность в связи с эпохальными событиями трёхгодичной давности, и, конечно же, то, что она, ещё будучи пятнадцатилетней девчушкой, ухитрилась стать старшим помощником командира корабля.

Это назначение я выбил после того, как Краснова со Штерном перевелись на исследовательский крейсер «Адонис» – Ольга, разумеется, стала его капитаном. Ну а мне попытались всучить старшим помощником бывшего космонавта, наскоро переученного на звёздного пилота, однако тут я упёрся рогом и настоял, чтобы эту должность отдали Марси. Отказать мне не смогли, и примечательно, что приказ о её назначении стал последним кадровым решением, которое принял адмирал Горовиц перед уходом на пенсию.

Вот так Марси стала самым молодым старпомом и самым молодым лейтенантом за всю историю освоения космоса. Вполне вероятно, что это достижение никто не превзойдёт. Последний выпуск четырнадцатилетних из Звёздной школы состоялся два с половиной года назад; в прошлом году дипломы получили уже пятнадцатилетние; а остальные, кто поступил на учёбу до падения Сети, будут выпущены в шестнадцать и семнадцать лет. Сама Звёздная школа уже переименовалась в колледж, и теперь в неё набирали юношей и девушек, получивших среднее образование в обычных школах для обычных детей. Набирали, естественно, по конкурсу – ведь резистентность больше не играла никакой роли…

В сопровождении лейтенанта Фэрчайлда мы прошли в здание аэропорта, где повсюду сновали люди в голубой форме космонавтов – военные оставили за собой это название, хотя теперь тоже летали к звёздам. Кое-кто из них по старой привычке бросал на наши тёмно-синие мундиры неприязненные взгляды, но это был скорее укоренившийся с годами рефлекс, чем осознанное отношение. Причин для неприязни больше не существовало, к тому же немало космонавтов влились в ряды астронавтов, а некоторые астронавты, наоборот, поступили на военную службу.