добиться демократического, не насильнического мира без свержения власти капитала, без перехода государственной власти к другому классу, к пролетариату.

Русская революция февраля-марта 1917 г. была началом превращения империалистской войны в войну гражданскую. Эта революция сделала первый шаг к прекращению войны. Только второй шаг может обеспечить прекращение ее, именно переход государственной власти к пролетариату. Это будет началом всемирного “прорыва фронта” – фронта интересов капитала, и, только прорвав этот фронт, пролетариат может избавить человечество от ужасов войны, дать ему блага прочного мира.

И к такому “прорыву фронта” капитала русская революция уже подвела пролетариат России вплотную, создав Советы рабочих депутатов».

После прочтения только и был вопрос:

– Выходит, нам никак без Гражданской войны не обойтись? А жаль.

– Так и выходит.

Степан Алексеевич Бережнов десяток раз перечитал Ленина, покрутил письмо в руке, сказал:

– М-да. Разумнее и сказать нельзя. Как гвоздь в стенку вбил. Верно, ежли все переплелось и перевилось, попробуй расплести этот клубок, один сказ: рубить его надо и разбирать по концам. Одно худо, Федор Андреевич, с чего это ты ивайловцев на нас науськиваешь, а? Нет? Знать, они, не вняв правды, сами пришли. Но ить так и будет, сегодня они пришли с миром, а завтра придут с войной. Это ниче, ежли бы Гражданская война шла промеж большевиками и капиталистами, но ить в нее втянется и мужик. Худо. Я тебе по чести скажу, что сам чешу кулаки, с кем бы подраться, но вот вчитался, пригляделся – страх берет, оторопь под сердцем. Можно втянуться, запутаться, а я и без того весь в путне.

– А ты иди с народом.

– А ты покажи мне, кто здесь заглавный народ, с тем и пойду.

– Дык бедняки, их больше.

– Как сказать, больше ли здесь бедняков? Таких богачей, как твой отец и Хомин, немного, а таких, как я, почитай, в каждой деревне больше половины. Можно и обмишулиться. Знамо, со мной вся беднота, со мной и посильнее мужики, но заглавный ли это народ?

– Думаю, что да. А насчет земли, то че бы тебе чуток не поделиться?

– Тебе ли не знать, что мужик легче хлеб отдаст, чем землю. До земли он жаден, готов вместо хлеба есть. Да и делился уже.

– Как твое «войско Христово»? Не отпала ли задумка о таежном царстве?

– Хм. «Войско» держим под руками. А таежное царство? Как тебе сказать… Оно уже есть, ежли бы никто не мешал, то так и жило бы. Налогов мы никому не платим, так постановил народ; партия у нас одна – это анархисты. Я тоже анархист. Коваль праведно ведет дела, все ему верят. Потому тебе по старой дружбе советую не лезть в наш монастырь со своим уставом. Побьем. Можем и убить.

Не послушал Федор Силов Бережнова. Собрал сход в Чугуевке. Ивайловку анархисты прозевали. И только заговорил от имени большевиков, как тут же был схвачен. Рачкин учинил допрос с пристрастием. Несмотря на инструкцию Анерта, где было сказано, чтобы все земства, Советы, начальники милиции и другие должностные лица оказывали бы проспектору помощь, Коваль посадил Силова в кутузку. Хотел подвести под расстрел, но струсил, отпустил Силова, заявив:

– Товарищ Силов, не будь ты должностным лицом, мы бы вас расстреляли, но мы вас высылаем с нашей территории, лишаем прав гражданства нашей таёжной республики. Еще раз появитесь в наших местах – не обессудьте.

Приказал проводить Силова до перевала.

– Коваль, Коваль, ты ведь уже много повидавший человек. Что ж ты играешь в каких-то правителей, какие-то республики? Пора бы за ум взяться. Прощай, ежли что!

– Прощай! И больше сюда не заходи.

15

Арсё и Журавушка провели Шишканова тайными тропами до Сучана. В город идти отказались. Добрался до Владивостока. Нашел Козина в Корейской слободке. Встреча была радостной и шумной. Федор Козин сильно изменился после фронта. Куда девалась застенчивость, угловатость в разговоре… Он, высоченный, задевая головой матку, ходил, роняя колченогие табуретки, рассказывал:

– Два мира сцепились, не разнять. Распустили Комитет общественной безопасности, но эсеры создали новый. Но этот уже погоды не делает. Там сидят мелкие буржуйчики. Всем руководят наши Советы. Наши противники делают всё, чтобы унизить нас, даже не продают бумагу для газеты. Перекручиваемся. Меньшевики и эсеры на всех перекрестках кричат о большевистской опасности…

– Мало вы с ними целовались и миловались.

– Была ошибка, исправляем. Ряды наши растут, приехали из эмиграции Нейбут, Герасимов. Хорошо прошла первомайская демонстрация. Шли под лозунгами: «Долой войну!», «Вся власть Советам!»

– Лозунги хороши, но только ими не прекратить войну. Читали статьи Ленина о войне? Что он там пишет? То-то.

– Но и без этого нам нельзя. Сплочение рабочих и солдат проходит через такие вот демонстрации.

– Согласен. Еще что нового?

– Создали центральное бюро профессиональных союзов, избрали председателем Костю Суханова. Профсоюзы взяли под контроль все предприятия и организации. Воюю, Валерий Прокопьевич. Добились восьмичасового рабочего дня, а для служащих шестичасового. Но и враги наши не дремлют. На горизонте сгущаются тучи, они идут из-за моря. Прибыла американская делегация так называемой технической помощи России во главе со Стивенсом. Она будто бы должна провести реорганизацию сибирских железных дорог по американскому образу и подобию. Все это хорошо, но за этим кроются далеко идущие планы потеснить японский капитал, который был вложен в наши заводы, дорогу, а затем полностью его вытеснить. А это значит, японцы могут спровоцировать агрессию. Да, да! За миссией Стивенса в Россию прибыл посол США Фрэнсис, из США направлена миссия «для изучения вопросов, имеющих отношение к работе Уссурийской, Восточно-Китайской и Сибирской железных дорог», а отряды инженеров, мастеров, диспетчеров должны быть размещены между Омском и Владивостоком. За Фрэнсисом пришла миссия Гувера[54], которая тут же развернула шпионскую работу. Всё это шаги для обдуманной интервенции. А теперь включайся в работу, засучив рукава. Завтра я доложу о твоем приезде Суханову, работу даст. Работы по-за глаза… Что в тайге?

– В тайге тоже не мёд, чуть не расстрелял меня Семен Коваль. Образовал свою республику и вершит всеми делами. Коваль, конечно, пичуга, он будет чирикать до тех пор, пока это будет выгодно Бережнову, а потом его спровадят куда надо. Прохлопали мы многое, придёт час – будем наверстывать.

Проговорили до полуночи. Говорить было о чём, сходились в главном, что надо делать все возможное, чтобы повести за собой народ. Тот народ, что затаился в таежных деревнях и явно выжидает. Выжидает. Слушает сладкие речи эсеров, земцев, но пока молчит. Пока пассивно голосует за Советы без большевиков. В большинстве случаев