Яр чуть прищурился, глядя в потолок и посмотрел на меня:

– Ты не устала? Иди, отдохни. Мы недолго.

– Да, там комнату подготовили. Третья дверь слева. Сейчас проводят. – Кивнул Юра.

– Я сама, спасибо, – пробормотала я, но Юра уже гаркнул «Настасья Григорьевна!» и эта удивительная женщина снова возникла непонятно откуда и непонятно почему так быстро.  

Выцыганив у нее еще бутыль, поплескалась в джакузи, смежной с выделенной опочивальней. Погрустила и даже всплакнула. Потому что ужас брал. Такой, что из трясущихся пальцев выпала почти опустошенная бутылка, когда сгорбившись сидела на краю широкой постели, оперевшись локтями о широко разведенные колени и исподлобья мрачно глядя в панорамное окно,  впитывая ночной сумрак, царствующий на улице и пожираемый внутренним мраком. Тихо рассмеялась и подобрала ледяными пальцами бутылку. Поднесла к улыбающимся губам, чтобы глотками прервать безумное хихиканье. Безумное. Реально, Джокер, блядь…

Четыре утра. Сонный паралич. Проснулась с пятой попытки. Больше спать не хотелось и не могла себя заставить. Яра не было в комнате. Лежала на спине, глядя на ночное ясное небо, заглядывающее через большое овальное окно и в голове… пустота.

За дверью раздались голоса. Сначало смазанно, но по мере приближения к комнате все более отчетливо. Эка они посидели

– Сним-м-май! – Голос Юры протяжный и видно, что язык конкретно заплетается из-за «в вашем алкоголе крови не обнаружено» (с). – Насталья Григргр.. григри…

– Ты прямо как Феррари, Старый. – О-о-ой, а инопришеленца-то, словно бы и не взяло людское зелье. – Старое Феррари. – Гоготнул, открывая дверь, но не заходя внутрь. – Настасья Григорьевна, там, в брюках зажигалка, выкинете ее, пожалуйста, она уже бесполезна.

В смысле, блять? Как понять «там, в брюках»?!

Я повернулась на постели и приподнялась на локте, прищурено вглядываясь в приоткрытую дверь,  ручку которой сжимала корячка инопришеленца в каком-то темно-синим широком рукаве, похожим на неотъемлемую детальку халата. А приезжал он в темно-изумрудном джемпере. Мной, между прочим, купленном ему. Где мой, сука, джемпер?!

– Как у тебя получается так разгр...раваривать...так хорошо? – изумился землянин оставшийся как и остальное тулово инопришеленца вне поля моего зрения. – Не отвечай! Насталья Гргр... в общем, это надо про.. осушить... спокойной ночи, брат! Ты охуел... нен. Нет, охуейн... Люблю, короч…

– Поцелуешь меня? – умилился Истомин. – Я жил в толерантной стране, я потерплю, полупокер блять.  

– Не настолько охуенен, бра-атан. Но как чо изменится, ты будешь первым на очереди. Потом наш… самый красивый депутат наш… ну и Лютый... а Рика ваще ж ничо такой, скажи же... Бля, не, нахуй! – Испуганный голос Юры, – я реально полупокер!..

И хлопок двери.

– О, ты не спишь! Джокер, у тебя минусы вообще есть?..  – ну, подбухнул он нормально. И под халатом ничего нет. Теперь точно ничего. Потому что, сняв нижнее белье, он деловито выжал влажную ткань в большую кадку с каким-то полудеревом и повесил на батарею.

– Ты вспотел? – спросила я, с интересом разглядывая его тулово, укладывающееся на постели рядом.

– Старый в бассейн уронился. – Погано ухмыльнулся, поворачиваясь ко мне и подпирая рукой голову, разглядывая мое лицо. – Почти сам. Был бы я трезвее, то успел бы победить его хватательный рефлекс. Хорошо, что я телефон успел отбросить, а то там бы Старого и утопил. Хочешь посмотреть, как Никита плачет?

– От отчаяния? – фыркнула я. Надеясь, что из-за своего несколько хмельного состояния, он пропустит то, что не до конца правдиво. И мысленно дав себе затрещину.

– Да. – Широко зевая, кивнул Яр. – У него жена открыла центр похудания, или как он там... короче, туда приходят, чтобы ничего не делать, только терпеть истязания и из-за этого сбрасывают жир. Некоторые орудия пыток ебашат током. Мы решили опробовать. – Иронично повел уголком губ, глядя на мое восторженное ебало, – да-да, детский сад. Но я бухой и меня взяли на слабо, так что мне простительно.

Достал телефон из кармана и найдя нужное видео, дал его мне.

Оператор от бога. Трясущаяся камера, снимающая что угодно, но не Никиту воющего на кушетке:

– А-а-а! Нет! Все-е-е! Хва-а-ати-и-ит!

– Держи его! – как-то излишне по-злодейски скомандовал голос Яра за трясущимся кадром.

– Я стану депутатом! Гомосеком! Дровосеком! Да кем угодно, только выключите-е-е! Пожалуйста! Яра, пожалуйста-а! Старый, да че я тебе плохого сделал?!

– Яра, у него слезы! – радостный голос Юры, который, заходясь хохотом, с трудом прижимал к кушетке брыкающегося и периодически сжимающегося Никиту. А потом снова брыкающегося. Но Юра был сильнее и трезвее. В тот момент точно еще трезвее.

– Плотнее прижми, сейчас увеличу мощность. – Довольный голос оператора от бога. – Это в какую сторону крутить крутилку?..

– Фух... – дрожащий голос Никиты.

– Значит в другую сторону. – Мудро заключил Истомин.

– Я-я-яра-а-а!..

И запись оборвалась. Забавный способ отвлечься, когда от напряжения внутри все сжимает до скрежета. В принципе, мне понятно, почему они сошлись. Как в той песне, где поется, что как хорошо, что сегодня все здесь собрались. Я с болезненными щелчками и усилиями заставлю себя переключиться в русло сарказма, эти дальше пошли, но у них и пиздецы круче.

– А тебя не снимали? Или ты не участвовал? – подхватывая заданную тональность и внутри снова усилие, щелчок и все заебись.

И все же почти до осечки, когда он негромко рассмеялся, взял мою руку и поцеловал в ладонь. Усмехнулась, подавляя дрожь и продолжила с интересом пролистывать снимки. Ничего занимательного: бесчисленные документы, машины, госномера, снова документы, паспорта, водительские, дома, строения, помещения, снова бесчисленные бумаги, а потом я. Лондон. Это было в Лондоне. Я лежала на животе в постели в полумраке. Волосы по подушке, одеяло сползло до поясницы. Сердце екнуло. Новое усилие и: блять! Можно же было немного ракурс другой взять, а то у меня рука какая-то толстая здесь!

– С меня и начали, но там неинтересно. – С невозмутимым видом затемнил экран и, забрав у меня телефон, положил на тумбочку со своей стороны, укладываясь на спину и прикрывая глаза ладонью. – Потому что практически сразу как включили электрошок, я с матюками сорвал эту херню и едва не разнес пыточное орудие.

– А Юра? – задумчиво оглядывая его профиль, подавляла желание дождаться, когда уснет, спиздить его телефон и досмотреть, что там еще наснимал этот оператор и фотограф сотого левела. Разумеется, меня интересует только то, чтобы я там не особо страшная была. Только это, интересует, да. – Чего, Юра испугался и отказался, да?

– Да мы его только к этому электрическому стулу привязали, как менты приехали.  Пыточная на первом этаже новостройки и рыдания Никиты ввели жильцов в заблуждение, что в четыре утра кого-то убивают в центре похудания. Ну, хотя, почему в заблуждение…