человек эдак десятъ-тире-пятьдесят.

На повестке стоял архиважный вопрос:

как нам быть, если крыши к весне полетят?

Башня Рован

Когда изо дня в день общаешься с одними и теми же людьми, сознание не отмечает перемен, каковые накладывает на них время. Так для счастливого мужа двадцать лет спустя внешность супруги все та же вопреки седине, морщинкам и даже — вполне очевидным двадцати новым килограммам.

Опершись ладонями о трибуну и навалившись животом на край, вице-адмирал Эреншельд сверху озирал чашу конференц-зала, где собрались начальники служб и младшие командиры.

Уже не мальчики с горящими глазами, напряженные до последней жилки, готовые сорваться с места, бежать, исполнять, геройствовать…

Ветераны.

Лица, словом, были в массе своей давно уж не те — командиры звеньев уже возглавили эскадрильи — но Эреншельду казалось, будто существо, с которым он разговаривает, некий среднестатистический пилот, в принципе тот же. Только повзрослел. Видел воочию багровый, нестерпимо яркий лик смерти, слышал в наушниках внезапную тишину. Познал предел собственных сил. И теперь в лицо любому командованию способен ответить: «Это невозможно». И никакие лозунги, никакие авторитеты, никакие угрозы, никакой крик…

Кто-то в задних рядах, пользуясь минутой покоя, опустил плечи, скруглил спину, уронил подбородок на грудь. Расслабился. Водянистый глаз «высшего командования» отметил кое-где неуставную щетину.

— Мы ожидаем пополнения, — сказал вице-адмирал, чуть подавшись вперед и тем самым словно наполняя весом свои слова.

Выражение общего лица подтвердило, что давно бы пора.

— Империя мобилизовала младшие курсы Академии. Командиры эскадрилий, — Эреншельд непроизвольно потер подбородок, — вы получите восемнадцатилетних… детей. Излишне напоминать, что они ничего не умеют и страха не знают. Вспомните себя. Мы не можем позволить себе записать кого-либо в расходный материал, а потому придется стать педагогами. Речь идет сейчас обо всех, способных держать оружие.

Опять пришлют «как бы пилотов», зеленых как трава. Опять увеличивать время патрулирования на полчаса, чтобы эти орлы Господа Бога хоть увидели, как выглядит истребитель у тебя на хвосте. Опять недосып и остеохондроз.

Он видел, что его поняли правильно. Это последний резерв. Больше пополнения не будет, только пушечное мясо.

— Вместе с пополнением, — вице-адмирал позаботился, чтобы голос его был как можно более нейтральным, — на базу прибудут пятьдесят человек спецконтингента. Империя произвела пробный набор среди женщин, имеющих соответствующие военные специальности. Мы избегнем многих… ммм… моментов непонимания, если сразу уясним себе, что они — такие же пилоты истребительной эскадры, каковыми являются все прочие, присутствующие здесь.

Он ожидал паузы, но не такой… потрясенно-мрачной. Потому что те, кто умеет думать, первым долгом задали себе вопрос: «Неужели все настолько плохо?» На пятивековой истории Зиглинды женщин в армию не призывали никогда.

— Мне доставит большое удовольствие уверенность в том, что я командую авианосным соединением, а не стаей диких животных, — сказал вице-адмирал намного резче, чем собирался. — За любую внештатную ситуацию в первую очередь ответят командиры эскадрилий. Благодарю за внимание, господа младшие командиры могут приступать к своим обязанностям. Руководителей служб попрошу задержаться.

— Капитан Краун, я ожидаю ваши соображения.

Руководитель кадровой службы поднялся, касаясь столешницы кончиками пальцев. Всегда одинаково сухой и корректный, утес невозмутимости среди всех стиснутых зубов, аффектов и нервных срывов. Гвозди б делать из этих людей.

— Начать, безусловно, придется с низменного, — сказал Краун. — С реорганизации умывальных комнат на всех палубах, где будут располагаться дамы. Благо, конструктивно это решается достаточно легко, монтажом нескольких дополнительных переборок. Прозрачные переборки медицинскою отсека я предложил бы закрасить. С моей точки зрения, нам следует предусмотреть все моменты, которые можно расценить как провоцирующие. Безусловно, придется пересмотреть и пополнить список медикаментов. Из того, что мы не допускаем и мысли о… — последовала выразительная пауза, кривая усмешка, согласно первоначальному замыслу выражавшая лишь застенчивость, придала нижней части его лица что-то мефистофельское, — ничуть не следует, что в ближайшем времени мы не начнем страдать от отсутствия контрацептивов.

— Отдельные отсеки для проживания?

— Из двух зол придется выбрать меньшее. Глядя правде в глаза — у нас четырнадцать тысяч мужчин на эмоциональном пределе. Будучи поселены отдельно, женщины постоянно остаются под угрозой штурма, и никакие самые жесткие меры не помогут нам удержать дисциплину на «Фреки». И к кому, собственно, нам придется применять эти самые меры? К людям, каждый из которых, по существующей обстановке, бесценен? Пилоты сами прекрасно это понимают, и мер, способных реально их приструнить — нет. Только собственная эскадрилья в состоянии эффективно защитить своих. Тремонт?

— Мне впервые предстоит командовать составом, меткость стрельбы которого зависит от фаз луны, — резко сказал начальник летной части.

— Эти вещи регулируются медикаментозно.

Главврач, сидевший с краю в первом ряду, согласно кивнул.

— А груди им тоже собираетесь ампутировать? У нас тут, простите, перегрузки. Женщины хуже их переносят, это медицинский факт.

Последовал еще один кивок врача, на сей раз с пояснением:

— Микротравмы в области молочной железы способны вырождаться в злокачественные образования.

— Злокачественные образования… господа, о чем вы? Тремонт, таков императорский приказ, и не нам обсуждать, какая муха… Да, любому стажеру очевидно, от них будет больше геморроя, чем пользы. Тремонт, вы потеряли мало драгоценных жизней? Считайте эти бюсты сложенными на алтарь отечества. Принять и исполнять, и поменьше думать об… анатомических отличиях!

* * *

С самого момента, когда Натали получила повестку, и по сейчас проявлений свободы воли у нее было не больше, чем, скажем, у консервов, упакованных в фольгу. Стекло, сквозь которое она смотрела на мир, запотело, а виски обложило ватой, да и самый мир изменился до неузнаваемости в тот самый миг, когда машинка для стрижки коснулась ее головы.

Вышло даже хорошо, глаза, кажется, увеличились против прежних вдвое, шея, белым стеблем поднимавшаяся из жесткого воротника черного комбинезона, зрительно удлинилась и выглядела еще беззащитнее и хрупче.

«Система переключения аварийных модулей 6-18 активируется после зажигания контрольной лампы датчика 2–6». Нормальный человек может это запомнить? Общим числом двадцать четыре часа на тренажерах, в самый раз столько, чтобы выяснить — она совершенно к этому делу не способна. Тонны медикаментов подкожно, внутримышечно и перорально, чтобы загасить протесты организма и «потому что надо», и теперь большая часть сознания Натали напряженно вслушивалась в происходящие с нею изменения: гормональные, а может, и вовсе молекулярные. Генетические. Армейским, оказывается, даже и знать не положено, что именно им колют. Плохо скрываемое презрение инструкторов, среди которых не осталось никого из тех, кого ставят в строй. К презрению Натали было не привыкать, но она впервые ощущала себя настолько бессмысленным существом.