сложнее, чем вы думаете, мисс, – тяжело вздохнул Хартман. – Но я не хочу врать вам и не могу сказать правду. Лишь намекнуть – делайте то, что велят вам сердце и рассудок. Так вы хотя бы избежите соблазна винить кого-то в собственных ошибках. – Он открыл дверь, ведущую на лестницу, и пропустил Фрэнни вперед.

Он не сказал ни да, ни нет, но девушке стало чуть легче.

– Вам лучше переночевать сегодня в своей комнате, – произнес доктор, когда они вышли в покои Джеймса. – Слуги знают, что графа нет дома. Пусть так и считают. А вам лучше пока не утягиваться. При больших потерях крови это слишком вредно. Вам нужно дышать полной грудью. Рану я уже обработал. Не будем ее сейчас тревожить. У вас в комнате еще осталось снотворное?

– Нет.

– В таком случае возьмите этот сироп. – Порывшись в саквояже, врач вытащил флакон из черного стекла. – Обезболивающее и снотворное разом. Выпьете сначала одну ложку. Не поможет – разрешаю еще одну. Но не больше, иначе завтра вас придется слишком долго будить.

– Завтра мне нужно пойти на похороны. Утром… – Фрэнни запнулась и исправилась: – Джеймсу нужно. Он должен.

– Вы хотите, чтобы я сопровождал вас? – догадался врач.

– Если не затруднит.

– Меня ведь для того и вызвали, мисс, чтобы вам помогать, – склонил голову Хартман. – Сейчас я проверю, свободен ли коридор, и провожу вас в фиолетовую комнату. А завтра зайду. Будет лучше, если мы сразу возьмем одежду для… графа.

Сумрак темно-фиолетовых стен. Напряжение отпускало.

Фрэнни сняла испачканное, разорванное платье, бросила его в угол, как грязную тряпку. Кое-как расшнуровала корсет. Да, затягивался он спереди, но любое движение отдавалось в больную руку. Легкая сорочка скользнула на пол следом. Чулки, пояс… Пеньюар ласково укутал плечи. Шелковая ткань ласкала кожу, чем-то напоминая осторожные прикосновения Ричарда, о которых теперь лучше было не вспоминать вовсе… но не получалось.

Память о поцелуях Дика в темноте спальни… о его пылких словах, о самом звуке его голоса… Тогда Фрэнни почти поддалась соблазну, сумев остановиться лишь в последний момент, на самом краю пропасти. Нет, ее не волновали вопросы девичьей чести – мертвые не выходят замуж, им ни к чему думать о респектабельности. Она испугалась себя. Если пойти дальше… бог знает куда это заведет. Разве сможет она потом спокойно смотреть, как он выбирает другую? Как женится на ней… Как живет с ней… Разве сможет она не возненавидеть его за это? Разве сможет отпустить? Нет. Нужно остановиться. Сейчас.

Нить, натянутая над пропастью, стала раскачиваться, норовя выскользнуть из-под ног. Все началось с крохотной уступки – ну кому может быть плохо, если Фрэнни выдумает себе новую маску? Если хоть на полчаса получит возможность ощутить себя девушкой? А что случится, если она позволит себе танец с Ричардом Кавендишем? Поцелуй во сне был уже рискованным, но кому стало хуже? Посмеялись и разошлись. Остановиться бы после этого, но… уже не смогла. Или не смогли. Оба. Но дальше… дальше только падение. Ненависть вместо страсти, вместо любви. Фрэнни не хотела испытывать это чувство. В истории графов Сеймурских было слишком много ненависти, и она выжгла сама себя, испепелила… А Франческе Кавендиш доставалось слишком много любви при жизни, потому и после смерти из нее не мог получиться хороший мститель. Меньше всего на свете она хотела, чтобы Джеймс однажды принял вызов Дика и сделал выстрел. На поражение. Из-за ненависти, которую будет испытывать мертвая Фрэнни к чужому мужу.

Девушка посмотрела в сторону зеркала и замерла, как испуганный зверек, когда увидела там на полке хрустальный шар. Массивная подставка из красного дерева, на ней – слегка помутневшая, должно быть от времени, сфера с двумя фигурками в центре: молодой светловолосый джентльмен кружит в вальсе черноволосую леди. Фрэнни знала: нужно потрясти подставку – и вокруг танцующих появятся крохотные блестки, а если повернуть ключик, спрятанный в основании, то придет в движение платформа с фигурками и заиграет музыка – такая же, как в иных шкатулках. А если подержать руку на шаре, то по краям сферы загорятся волшебные огоньки… Страшная игрушка Франчески. Подарок Вильяма Кавендиша будущей невесте его сына, сделанный за несколько часов до гибели Фрэнни вместе с семьей.

Как зачарованная, девушка подошла к зеркалу. Брат уже ждал ее там. Очень серьезный, но не сердитый, скорее взволнованный. Он показал пальцем куда-то на письменный стол. Фрэнни оглянулась и не увидела ничего, кроме сиропа, оставленного доктором. Повернулась обратно. Темный шар приковывал взгляд, манил взять его в руки. Стало холодно: голодная вечность обратила свое внимание на комнату-склеп.

Девушка протянула к шару здоровую руку. Пальцы сомкнулись на чуть теплом деревянном основании. Блестки взметнулись в мутной жидкости, и неожиданно заиграла механическая мелодия. Должно быть, пружину заклинило, а от встряски она начала раскручиваться.

Вальс. Колокольчиками звучал ритм. Жуткий. Потусторонний в этих стенах.

Фрэнни хотела бросить проклятый шар, разбить его об стену, растоптать, чтобы не слышать эту музыку, но вечность в ту же секунду сделала шаг и оказалась сразу за спиной, обжигая кожу ледяным дыханием. Джеймс в зеркале почти превратился в бесформенное облако, девушка чувствовала бьющее от него отчаяние – он пытался от чего-то предостеречь. Но от чего?

Нельзя разбить – значит, можно поставить на место. Шар вернулся на полку. От резкого движения раненая рука запульсировала невыносимой болью. Фрэнни почти теряла сознание. Инстинктивно дотронулась до повязки. Пальцы испачкались в выступившей на бинтах крови.

Музыка все звучала и звучала. Правда, вечность отступила. Не трогать проклятый подарок? Или, напротив, трогать?

Фрэнни протянула правую ладонь, коснулась сферы. По краям игрушки вспыхнули алые огоньки. В их свете девушка увидела, что испачкала хрусталь своей кровью. Хотела стереть, но пятна начали втягиваться внутрь шара, исчезая на глазах.

* * *

– Не трогайте меня! Папа посадит вас в тюрьму!

Маленькая Фрэнни брыкалась и вырывалась, но разве ребенок сладит со взрослым?

– Поверь, это для твоего же блага! – прозвучал в ушах страшный голос.

Кто-то схватил ее за руку. Острый нож сделал надрез на предплечье, совсем рядом с кистью – узкий рукав не позволил обнажить руку сильнее.

Фрэнни вскрикнула.

– Не надо! Не убивайте меня, пожалуйста! – Она заплакала от страха.

– Отпусти ее! Не смей делать ей больно! – донесся откуда-то сбоку еще один голос.

Звук удара. Тихий вскрик. И тишина.

Кровь из порезанной руки капала на хрустальную поверхность сферы, жадно впитываясь в нее. Слезы лились из глаз, и стало так страшно, как никогда. А вокруг были темно-фиолетовые стены комнаты… с мебелью, закрытой чехлами.

* *