– Позвольте мне самому сделать выводы, Пруденс. Пейте кофе и налейте себе коньяку, если хотите.

– Нет, благодарю вас, – отказалась она.

– Тогда налейте мне.

Он не поднял глаз от бумаг, даже когда она поставила перед ним полный бокал.

Пруденс взяла свою кофейную чашку и отошла к книжным полкам. Она почувствовала себя уязвленной и выключенной из процесса работы, хотя знала, что он вовсе не хотел ее обидеть.

Пруденс стояла спиной к нему, разглядывая корешки и читая заглавия книг на полках, стараясь не выдать своего волнения.

– Итак, – сказал наконец Гидеон, – отлично.

Пруденс с невозмутимым видом повернулась к нему.

– Что ты хочешь этим сказать? – Она подошла к столу и поставила пустую чашку.

– Завтра же велю Тадиусу выяснить юридический статус и полномочия компании «Беркли и К°», – сказал Гидеон, постукивая ногтем по листкам, все еще лежавшим у него на коленях. – Вы хорошо поработали.

– Заслуженная похвала, – отозвалась Пруденс с иронической улыбкой, присев в реверансе. – Просто невероятно! Мне удалось угодить столь взыскательному, самому знаменитому адвокату в Лондоне.

– Змея! – упрекнул он ее. – Как бы иначе я мог вести дело?

Пруденс сложила руки.

– Вам вряд ли приходило в голову, какие муки совести мне пришлось вынести, чтобы раздобыть эту информацию. Я подделала доверенность отца, обманула управляющего банком и рылась в личных бумагах отца.

– Но это было необходимо. Иначе мы проиграли бы дело. – Он снова постучал пальцем по бумагам: – А с ними, гарантирую вам, граф Беркли будет извиваться в суде как уж на сковородке. И тогда, полагаю, вас перестанет мучить совесть.

– Значит, не зря я старалась? – спросила Пруденс, не отрывая от него глаз.

– Думаю, это сработает. – Он положил бумаги. – И как раз вовремя. Назначена дата слушаний. Они начнутся через две недели.

– Две недели! – воскликнула Пруденс. – А мы успеем подготовиться?

– У нас нет выбора, – ответил Гидеон. – Надеюсь, за это время вы сумеете отработать выговор и манеру речи французской горничной.

– По крайней мере у них не останется времени шпионить за нами, – едва слышно произнесла Пруденс. Ей стало не по себе. К горлу подступила тошнота. Лицо покрылось бледностью.

Гидеон с минуту наблюдал за ней, затем поднялся.

– Иди сюда. Мне весь вечер так хотелось тебя поцеловать.

– Ты был слишком занят едой, чтобы думать о поцелуях, – ответила она, но позволила ему взять ее за подбородок и приблизить свое лицо к его лицу.

– Я говорил тебе, всему свое место и время. Сейчас время для поцелуев.

Его губы легонько коснулись ее губ, и Пруденс обдало жаром.

Однако она нашла в себе силы отстраниться.

– Нет, Гидеон. Прежде я хочу знать, отвечать ли на письмо в «Леди Мейфэра», где нам предлагают важную информацию?

Он, хмурясь, смотрел на нее, все еще держа за подбородок. Потом покачал головой:

– Я бы счел это ловушкой.

– А я почему-то сомневаюсь.

– Поступай так, как сочтешь нужным.

– Это не очень дельный совет, – возразила Пруденс, отступая на шаг. – Мне нужно что-то более конкретное.

Гидеон застонал:

– Угораздило же меня влюбиться в настоящую Лисистрату!

Влюбиться? Пруденс поднесла руки ко рту. Нет причины впадать в транс от того, что он так сказал, убеждала она себя. Не тот он мужчина, чтобы пылать безумной любовью к женщине. Их просто влекло друг к другу, если только за этим не стояло нечто большее. И все же глупо было придавать его словам слишком большое значение.

– Ответь мне, – настаивала она. – Отвечать на письмо или нет?

– Я бы не стал рисковать. Даже если это не ловушка и автор располагает полезной информацией. Она нам не нужна, – сказал он резко. – А теперь не вернуться ли нам к тому, на чем мы остановились?

– Да, сэр. Я к вашим услугам, сэр.

Пруденс обвила руками его шею, и Гидеон запечатлел страстный поцелуй на ее губах. Пруденс понимала, что в доме Гидеона между ними ничего не может быть. Ведь наверху спит его дочь. Но сейчас она слишком изголодалась по нему, чтобы не упиваться его ласками.

Стук молотка в парадную дверь, громкий и властный, прервал их страстное объятие. Гидеон, хмурясь, поднял голову и провел рукой по волосам.

– Кто, черт возьми, это может быть? Я никого не жду. А слуги уже легли спать.

Стук повторился. Он вышел из гостиной. Пруденс последовала за ним и остановилась в дверях. В темном холле она ничего не могла разглядеть, потому что там горела всего одна лампа. Наступило долгое молчание. У Пруденс по спине побежали мурашки, и она медленно шагнула в холл.

– Харриет, – сказал Гидеон безжизненным голосом, – это сюрприз.

– Предупреди я тебя, – нервно сказала женщина, – ты отказался бы встретиться со мной.

– Едва ли, – бесстрастно ответил он, – но раз уж ты здесь, входи.

Бывшая жена Гидеона вошла в холл. На ней был нарядный плащ из черного бархата. Она с любопытством огляделась, поправила белое перо на шляпе из черной тафты. Ее взгляд обратился к Пруденс, стоящей в полосе света, падавшего из гостиной.

– О, – сказала она, – у тебя гости, Гидеон. Как неразумно с моей стороны было не предупредить тебя о моем прибытии. – Она направилась к Пруденс. – Добрый вечер. Я Харриет Молверн.

Пруденс пожала протянутую ей руку. Женщина была необычайно хороша. Такой красавицы с классическими чертами лица Пруденс еще не встречала.

– Пруденс Дункан, – сказала она.

– О, Гидеон, не мог бы ты послать кого-нибудь за моими чемоданами? – бросила Харриет через плечо. – Я не сомневалась в том, что ты не станешь возражать, если я проведу несколько дней под твоим кровом. Я хочу видеть Сару. Где она? Еще не спит?

– Уже около полуночи, – ответил Гидеон все тем же бесстрастным тоном. – Как ты полагаешь, где она может быть?

– О, не будь таким нелюбезным, Гидеон, – сказала Харриет. – Не знаю, когда дети ложатся спать, но ведь она уже, наверное, выросла.

– Ступай в гостиную, Харриет, – распорядился Гидеон. – Я не знаю, как там обстоят дела, но без моего ведома ты Сару не увидишь.

Харриет надулась.

– Иногда он бывает очень суров. Вы не находите? – обратилась она вполголоса к Пруденс заговорщическим тоном.

Пруденс вовсе не собиралась продолжать с ней беседу. Она прошла мимо изящной Харриет и сказала: