Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слуги убирали со стола посуду и сворачивали испачканные разноцветными пятнами скатерти. На них, как и на Идилина, который еще допивал вино из своего бокала, она не обращала внимания.
— Входишь в роль хозяина.
— Это дается мне нелегко, но я готов попробовать, — ответил Дик.
— Так ты объяснишь мне, зачем тебе нужно возвращаться в Англию?
— Во Францию, любимая. Мой король ведет войну именно там.
— Он больше не твой король. Это ты, если захочешь, сможешь стать его королем!
— Ана, прошу тебя, не говори ерунды.
— Меня зовут Йерел!
— Раньше ты меня не поправляла.
— Раньше все было по-другому. Дик, тебе больше не нужен дурацкий кусок земли, который король пообещал тебе за то, что ты годами проливал за него кровь. Клочок земли, Дик! Зачем он тебе нужен?
— Если б я служил ему только за землю, то бросил бы это дело еще пять лет назад.
— Четыре! Для нас прошло четыре года!
— Уже чуть больше. Но это не важно. Я принес ему присягу.
— Он никак не может заставить тебя ее соблюдать.
— Разве слово держат лишь под давлением обстоятельств? Разве я поступаю как мужчина потому, что это нужно постороннему?
— Дик, твой король — безумный убийца!
— Он — мой король. Остальное не так уж важно.
— Ты в самом деле так думаешь? — Ссрпиана заглянула ему в глаза. Он ответил ей спокойным взглядом, в глубине которого дремала неколебимая уверенность в своей правоте. — Ты в самом деле думаешь, что служить безумцу и жестокому чудовищу лишь потому, что он твой король, — достойное дело?
— Я не могу бросить своего короля в трудном положении.
— В этом положении он виноват сам! Он — плохой дипломат и плохой король!
— Он не хуже, чем все остальные короли.
— Да он — злобное чудовище! Как ты можешь! — Теперь девушка уже почти кричала.
— Если он погибнет, начнется дележ власти. Кровавая бойня, в которую превратятся два королевства — как минимум. Причем одно из них — моя родина!
— Ты потворствовал всем его безумным начинаниям! Да это хуже, чем самому совершать преступления!
— А ты никогда не думала, что нет ничего хуже, чем пытаться заставить дурного человека совершать добрые поступки? Когда злодей пытается идти против собственной природы, небо бледнеет от ужаса.
— Да о чем вы спорите?! — не выдержав, вмешался Идилин.
Они замолчали, глядя друг на друга с недоумением. На какое-то время оба и в самом деле забыли, о чем вели разговор. Серпиана смотрела на Дика укоризненно, он на нее — с едва сдерживаемой улыбкой. Уж слишком нелепой была ситуация — они с таким серьезным видом обсуждали вопрос, который был им для себя уже решен, да и его невеста давно все знала заранее.
— Действительно, о чем мы спорим? — спросил он ее.
— Дик… Не надо помогать Ричарду. Он мерзавец.
— Ага.
— Что же тут смешного? — умоляюще протянула она. — Что?
— Ничего. — Рыцарь-маг не удержался и рассмеялся. — Извини, родная, но я тебе уже говорил: король Ричард не больший мерзавец, чем остальные монархи. Более того, поверь мне, он куда меньший мерзавец, чем большинство. В отличие от того же Филиппа-Августа, короля Французского, он обладает определенными этическими принципами.
— Какие еще этические принципы?! — возмутилась девушка.
— Ричард помешан на справедливости. Поверь, я общался с ним достаточно долго, чтобы понять это.
— Какая еще справедливость? — Эти слова Серпиана пролепетала растерянно, почти испуганно.
— Самая настоящая, радость моя. Жаль, что ты этого не заметила. Король Английский никогда не делает того, что не считает справедливым. Конечно, представления о справедливости у него довольно своеобразные. Но факт остается фактом.
— Да он разорил свой народ!
— Ричард считает, что подданные должны обеспечивать военные кампании своего государя. И заметь, он обдирает не только простолюдинов, но и богачей, и знать. Всех под одну гребенку. Это справедливо, не так ли?
— А золото, которое он вымогал с Танкреда де Лечче и Исаака Комнина?!
— Король считал себя обиженным. Основания у него были, так ведь? Не им придуман закон о денежной вире за обиду, не ему его отменять. Кроме того, этот закон куда лучше закона кровной мести, опасна?
Серпиана посмурнела и взглянула на жениха с такой злобой, что человек, плохо знающий ее, мог бы и испугаться.
— А бойня под стенами Акры? Полторы тысячи убитых!
— Во-первых, меньше, а во-вторых, касательно пленных с Саладином был заключен договор. Султан принял условия, а потом их не выполнил — так кто же виноват? Саладин сам предал своих подданных.
— Да ты вспомни, что о Ричарде говорят его же люди. С какой жестокостью он подавлял восстания, а?!
— Ричард считает, что высшей власти должны повиноваться. Даже я считаю, что так оно и есть.
— Ты смеешься надо мной?
— Нисколько. Просто пытаюсь быть справедливым.
— А как же быть с историей восстаний Ричарда против собственного отца? И, кстати, суверена? Или скажешь — это неправда?
Дик пожал плечами и отвернулся. Он встретился взглядом с Нарроеном — тот смотрел на будущего супруга своей госпожи с явным любопытством. Похоже, рассказ о чужом короле не на шутку заинтересовал его, а спор еще больше подогрел интерес. Он подошел ближе, неся в одной руке бокал, а в другой — блюдо с креветками, которое отказывался отдавать слуге, хотя тот и крутился рядом. Теперь, когда офицер стоял рядом, англичанин заметил, что в его бороде запутались крошки. Похоже, Идилин и в самом деле не привык пировать в обществе чопорных лордов и леди.
— Скажу, что правда. Но и здесь Ричард не отступил от своих принципов. — Дик смотрел на Нарроена и, казалось, рассказывал о своем короле ему. — Знаешь, Генрих был настолько же плох как отец, насколько хорош как правитель.
— То есть? — переспросила Серпиана. Ее заинтересовала беседа о Ричарде Львиное Сердце — как каждая женщина, она любила сплетни.
— Генрих произвел на свет с Альенор четырех сыновей и, как положено, каждого наделил землями. Но когда сыновья выросли, королю не пришло в голову, что надо бы дать им возможность распоряжаться в своих владениях самостоятельно. Представь себе, ты — граф Ктототам, тебе уже лет двадцать пять — возраст вполне зрелого мужчины, — но ты по-прежнему вынужден на каждую ерунду просить денег у папы. Генрих боялся своих сыновей и потому постоянно держал их под контролем. О каждом их шаге докладывали королю, за каждую мелочь требовали отчета. Подобные методы хороши, когда имеешь дело с пятнадцати- или шестнадцатилетним сыном, но взрослый человек от такого контроля начинает звереть.