А теперь настоящий живой Фуггер, Атаназиус, непосредственно вмешался в Тристаново ДЭЛО в елизаветинском Лондоне.

Даже объединенные ресурсы Гарвардской библиотечной системы и базы данных военной разведки США дали не так уж много сведений. Средневековая часть истории хорошо известна давным-давно. В 1373 году Фуггеры перебрались в Аугсбург, где разбогатели на ткацком производстве. В 1459-м родился Якоб, седьмой выживший ребенок в большой семье. Не видя особых перспектив в Аугсбурге, где фамильным бизнесом заправляли старшие братья, Якоб отправился через Альпы в Венецию, где поступил подмастерьем в немецкий торговый дом на мосту Риальто и выучился банковскому делу. Вернувшись в Аугсбург, он начал под высокий процент ссужать деньги обедневшим, но влиятельным аристократам и, долго ли, коротко, стал самым богатым человеком в мире.

Слава Фуггеров и частота их упоминаний в литературе росли пропорционально богатству. Мне даже не потребовались навыки работы с источниками, приобретенные при подготовке диссертации: сотни книг про Якоба Фуггера и его семью выводились на экран нажатием нескольких клавиш. Великий человек умер в конце 1525 года, оставив дело своему племяннику Антону, который был не лишен финансовых дарований и сделал кое-какие вложения в обе Америки. Однако он угодил в мясорубку религиозных войн, ссужал деньги воинственным правителям, которые не платили по долгам. В конечном счете он фактически ликвидировал бизнес и распределил финансы между несколькими десятками родственников, которых вполне устраивала жизнь на проценты в качестве землевладельцев или титулованных аристократов.

К 1601 году – в который отправлялся Тристан – следы Фуггеров совершенно терялись. Я не нашла ни одного упоминания об их банке. Последним значительным персонажем был Маркус Фуггер, который скончался четырьмя годами раньше, разделив между родственниками практически все оставшиеся средства. Этот Маркус, кстати, был интересный человек: меценат, историк-любитель, собиратель антиков, знаток древних языков.

Атаназиус Фуггер – по крайней мере Атаназиус Фуггер, описанный Тристаном, – в исторической летописи отсутствовал начисто.

Вообще-то ничего удивительного. Никто лучше историков не знает, насколько эта летопись фрагментарна. Однако загадка раззадорила мое любопытство. Очевидное объяснение было самым простым: Атаназиус – потомок Маркуса, который унаследовал свою долю денег и теперь болтается в Лондоне, потому что средства позволяют ему жить где понравится.

Однако, по рассказу Тристана, Атаназиус не походил на прожигателя жизни. Он явно консультировал сэра Эдварда Грейлока в финансовых вопросах, а значит, вероятно, по-прежнему занимался банковским делом.

Я попыталась зайти с другой стороны: поискать информацию о современной компании и уже отсюда копать вглубь. Однако нынешние Фуггеры оказались скрытны до паранойи и вели дела через сеть офшоров, зарегистрированных на Каймановых островах, Джерси, острове Мэн и в других тому подобных местах. Они позволяли своей фамилии всплыть лишь в тех случаях, когда это давало тактические преимущества, например, при поиске сотрудников для одной из своих гуманитарных НПО.

Так что в этом направлении я ничего полезного Тристану не нарыла. В разговоре за «Лучшим старым тиршитским горьким» в «Апостольском кафе», где нас, как обычно, обслуживала девушка с татуированными бровями, Джулия Ли (профессиональная гобоистка-приколистка), мы сошлись на правдоподобном сценарии: некоторые младшие Фуггеры, устав от войн и смут в Центральной Европе, перебрались в Лондон и закрепились в банковской сфере. Атаназиус – один из них, и со временем бизнес вырос в частный банк, запустивший щупальца по всему миру.

Эржебет как-то сказала нам, что ближайшее отделение банка Фуггеров наверняка где-то неподалеку, и – да, мы нашли неприметный офис в старом здании в районе Бостон-Коммон. Похожий, но более крупный располагался в Нижнем Манхэттене и другие в различных финансовых центрах по всему миру.

Так или иначе, изыскания позволяли мне не торчать в штаб-квартире, где работать стало совсем невмоготу. Тристан был совершенно равнодушен к обстановке и легче выносил неприятных личностей, но даже он бывал рад сбежать от Леса Холгейта.

Появление Холгейта заметно реабилитировало Тристана в глазах Эржебет – теперь у нее для сравнения был другой белый американский формалист лет тридцати. Тем не менее, когда он выразил радость по поводу намечающегося в Лондоне «узла» диахронической транспортации, Эржебет тут же насторожилась.

Был дождливый вечер, мы сидели у Фрэнка в кабинете, Ребекка только что подала персики, тушенные в сладком соусе. (Тогда они казались невероятно вкусными – теперь меня практически мутит при мысли о дополнительной дозе сахара в моем рационе.)

– Зачем нам нужен «узел»? – спросила Эржебет. – Разве мы не просто зарабатываем деньги?

– Сейчас – просто зарабатываем, – ответил Тристан (он втянул в себя целую тарелку персиков, не распробовав их на вкус и, возможно, даже не разжевав). – Но мы делаем это для подготовки к будущей настоящей работе. Узел – а в дальнейшем целая сеть узлов в различных ВиМНах – будет в этой работе большим подспорьем.

Эржебет тряхнула головой, словно говоря: «Ну уж не знаю».

– Я обещала, что помогу вам заработать на Массачусетской Псалтири, больше ничего. И то лишь потому, что хочу плюнуть на могилы моих врагов.

– Вы не войдете в ОДЕК, если не будете творить нужную нам магию.

– Жестоко, – негромко прошипела она.

– Практично, – ответил Тристан.

Она отвернулась от него к окну с надуто-кокетливым видом (мы к этому привыкли), так что Тристан снова заговорил о стратегии – перед его возвращением из ВиМНа Грайне поставила условие для продолжения сотрудничества: больше прозрачности.

Фрэнк Ода и Ребекка осторожно признали ее просьбу разумной.

– Мне кажется, она – ценный кадр, – согласилась я. – По-моему, стоит рассказать ей чуточку больше. Если она готова познакомить тебя с придворными ведьмами, это может обеспечить новый подход к сэру Эдварду.

– Удачи с этим, – сказала Эржебет. Она по-прежнему сидела к нам спиной, закинув ногу на ногу и покачивая босоножкой (на высоком каблуке, разумеется). – Вряд ли вы заручитесь дружбой хоть одной ведьмы, если ведьма будет знать всю правду. Я бы точно не стала вам помогать, если б мне заранее рассказали все.

Читатель, знай: я все равно предпочитала ее Лесу Холгейту.

Мы вернулись в штаб-квартиру, чтобы Эржебет перенесла Тристана обратно в Лондон 1601-го, и увидели Леса Холгейта со стаканом какого-то дорогого на вид кофейного напитка (пахнущего примерно как то кошмарище, которое я заказала гобоистке-приколистке из «Апостольского кафе» в день нашего с Тристаном знакомства. Поразительно, что теперь это все вызывает ностальгию). Лес выглядел самодовольнее обычного, как будто лопается от желания рассказать нам секрет, но жалеет расстаться с привилегированным положением монопольного носителя тайны. Мы, как всегда, не стали обращать на него внимания.