Битва

Осуществление этой провокации возложили на Эсташа д'Обершикура. Как только забрезжил рассвет, он выдвинулся из леса Нуайе с несколькими рыцарями и занял позицию на низкой дороге на Мопертюи, меж двух изгородей, которые не скрывали этого маневра, но атака французской конницы, налетев на них, могла бы захлебнуться.

К несчастью для англичан, Иоанн Добрый не попался в ловушку. Вместо того чтобы дать сигнал к бою, он послал нескольких немецких наемников из компании графа Нассау. Обершикура разоружили, и в течение всего сражения ему предстояло лежать крепко связанным во французской телеге. В этот самый момент Иоанн Добрый был действительно вправе сказать себе, что правильно сделал, не послушавшись кардинала: дело начиналось хорошо. Обнадеженные легкой победой, французы ждали продолжения.

Все остальные придут после!

Означало ли это, что компромисс, найденный Чандосом, был неудачным решением? На совете Черного принца взяли верх сторонники быстрого выхода из окружения. Нет ничего постыдного в том, чтобы избежать боя, где поражение неизбежно. Точно так же под Леглем поступил и Ланкастер. На рассвете английская армия покинула лес и в правильном порядке вышла на дорогу из Мопертюи. Маршалы Уорик и Саффолк вместе с капталем де Бушем возглавляли авангард, принц Уэльский и Чандос — основную колонну, Солсбери и Оксфорд — арьергард. Валлийские и ирландские лучники шли бокажами, прикрывая фланги, Иоанн Добрый не реагировал. Он не мог быть ни в чем уверен. Маневр англичан можно было истолковать двояко: то ли отступление, то ли новая хитрость. Черный принц хотел выйти из затруднительного положения, но французскому королю были неведомы мысли принца Уэльского. Не отличаться проницательностью еще не значит быть полным идиотом. Зато Иоанн Добрый видел, что местность мало годится для атаки. Кстати, на фоне леса и при слабом пока утреннем свете было толком не разглядеть, все ли англо-гасконцы вышли или основные силы противника остаются в укрытии и готовы дать отпор.

На самом деле, как мы знаем. Черный принц и Чандос пытались посредством одного и того же маневра избежать сражения, не запятнав чести, и обеспечить себе новое поле боя, более удобное в случае, если король Иоанн решится атаковать. Разумеется, получалось, что англо-гасконцы зря сооружали все укрепления, на которые они потратили воскресенье. Но, оставаясь в лесу, они ничего бы не выиграли. Провиант сам по себе не придет.

Но Черный принц не знал, что Иоанн Добрый отверг идею просто ждать победы, для чего хватило бы самой обычной блокады.

Коннетабль и маршалы Франции стояли впереди со своей элитной «баталией». Простые «баталии», дофина и герцога Орлеанского, начали готовиться к бою, пока не вступая в него.

Жан де Клермон вел себя столь же осторожно при виде двусмысленного маневра англичан, сколь предусмотрительно — накануне при виде их укреплений. Коннетабль Бриенн был согласен с Клермоном. Но им нужно было считаться с Одрегемом, желавшим атаковать немедленно, не из тщеславного желания во что бы то ни стало подраться — маршал был не дурак, — а потому, что он видел: англичане движутся к новой сильной позиции. В воскресенье он хотел их атаковать прежде, чем лес Нуайе превратится в крепость. Утром этого понедельника он хочет занять брод на Миоссоне раньше, чем враг извлечет все преимущества из позиции, которую будут прикрывать как кусты, так и вода. Брод имеет капитальную важность для отступающих англичан — в этом маршал Одрегем сходился с Джоном Чандосом.

Чего же ждать? Через виноградник, спускавшийся по пологому склону к Миоссону, Арнуль д'Одрегем пошел в атаку, а сразу за ним — немцы графа Нассау. Бриенн и Клермон атаковали тоже, но продемонстрировали несогласие с Одрегемом, выбрав другую цель: они напали на английский арьергард, еще выходивший из леса.

Вспомним, что с фланга английскую колонну прикрывали лучники. Им было достаточно укрыться за изгородями и виноградными шпалерами, чтобы занять позицию для стрельбы. Несколько минут происходила гекатомба. Тяжело раненный Одрегем попал в плен, прежде чем достиг брода. Клермон был убит, не успев пересечь дорогу, «изрядно укрепленную изгородями и кустами», которую английские стратеги сумели превратить в импровизированную ловушку.

Шотландцы из французской армии меньше всего хотели попасть в руки англичан. На этом участке сражения они просто-напросто отступили.

Битва еще по-настоящему не началась, а Иоанн Добрый уже потерял почти всю элитную конницу. Конечно, основные силы армии не понесли урона, но о ее наступательной способности этого сказать было нельзя. Неожиданный успех вернул англо-гасконцам желание сражаться. Чандос и прочие пересмотрели свою точку зрения: может быть, больше нет необходимости отступать с боем. На восходе солнца броды на Миоссоне казались спасением для армии, отрезанной от дороги на Бордо. Через час они стали элементом оборонительной стратегии, целью которой была уже победа, а не бегство.

Французская армия наконец подготовилась к бою. По приказу короля она в свою очередь стала спускаться к Миоссону, в основном сосредотачиваясь напротив западного крыла англичан, за излукой ручья с болотистыми берегами. Выбор этого направления был глупостью: топкая почва затрудняла движение наступающих.

Несмотря на единый характер маневра, снова начался беспорядочный бой. Это была скорей не правильная битва, а ряд отдельных схваток. Слабым местом французской армии неизменно было молчаливое неприятие тактической дисциплины: Иоанн Добрый это хорошо знал, ведь ордонансом от 30 апреля 1351 г. он попытался разделить армию на компании, более сплоченные, чем множество феодальных «знамен», а над естественными начальниками — королевскими вассалами, приходящими в войско со своими отрядами, — поставить нескольких капитанов, выбранных за командирские способности. Надежда была тщетной: во время боя командиров откровенно недоставало. Король со своим резервом стоял в тылу и в движениях армии явно был неспособен видеть что-либо кроме леса знамен, толпы людей, обуреваемой жаждой подвигов. Слышались крики «Монжуа! Сен-Дени!», равно как «Святой Георгий! Гиень!», но не приказы. Герольд Чандоса напишет в рифмованной песни:

Каждый думает о своей чести.

Это относилось к Джеймсу Одли, выполнявшему свой обет. Он пошел в атаку первым, несколько раз был ранен, и наконец четыре оруженосца вынесли его из боя.

Его принесли весьма слабого и израненного из битвы и уложили возле изгороди, дабы он немного охладился и отдохнул. И столь деликатно, как могли, сняли доспехи, и сумели перевязать и обработать раны, зашив самые опасные.

На сей раз тяжелей всех в бою пришлось «баталии» дофина. Карл даже потерял своего верного Меньеле, который нес рядом с ним знамя с гербом Нормандии.

Поле битвы было усеяно трупами. Черный принц велел отправить кардиналу Перигорскому, удалившемуся в Пуатье, тело его племянника Роберта де Дураццо, положив на щит. Многие сочтут, что принц Уэльский хотел отомстить: англичан разозлило, что в рядах врагов они увидели нескольких рыцарей, которые еще накануне находились в свите легата. Будь либо папским дипломатом, либо бойцом, но не тем и другим сразу!