И вот в один из дней, помню, что уже был конец учебного года, я бросил свои книги в доме, где жил. Взял (тогда я себе говорил, что одолжил) у хозяев булку хлеба и кусок сыра и пошел на железнодорожную станцию. В первом же поезде заскочил в товарный вагон и поехал. Я даже не знал, куда этот поезд едет – на север, юг, запад.

Через некоторое время, когда этот поезд остановился, я в другой заскочил. Сидел между вагонами или стоял там, где была возможность. Так и ехал в товарных вагонах. Было лето и не так холодно.

Не помню, сколько времени я так ехал. Наконец я добрался до Минска и начал узнавать, как доехать до Долгинова или до Вилейки, Куренца. Никто не мог мне этого сказать, и я решил идти пешком. Это километров 90–100 от Минска, но я пошел.

Когда я пришел в Долгиново, то нашего дома не было, он сгорел, а бабушка жила в доме ее дочери, моей тети. Там я с ней стал жить. Я сразу написал письмо родителям, чтобы они не волновались, но письмо шло тогда больше месяца.

Скоро закончилась война, и после 9 мая, где-то в июле, все мои родные вернулись в Долгиново. Еще несколько еврейских семей вернулись в наше местечко.

Я продолжил учебу в Вилейке.

Отец заведовал магазином в Долгинове. Люди привозили зерно, грибы, ягоды, яблоки, и отец все это собирал для государства, а людям платил деньги. Он работал в системе коопторга.

Потом пришло время, когда Сталин дал разрешение евреям, которые до войны жили в Польше, туда вернуться. Мы тоже захотели уехать. Нам, как и многим евреям, пережившим ужас фашистской оккупации, очень трудно было жить в этих местах, где все напоминало о страшном прошлом, о гибели многих наших родственников, друзей, знакомых.

Наш путь в США

Кроме нашей семьи и семей наших родственников с нами еще один молодой парень поехал в Польшу. У него родных не было, он оказался в Долгинове и подружился с нашей семьей.

Позже мы узнали, что его родители погибли в Новогрудке в 1941 году, и все годы после их гибели он поставил себе цель – дожить, чтобы вернуться в город и отомстить за них тем соседям, которые их убили. В тот день, когда немцы стали собирать всех евреев Новогрудки для уничтожения, родители успели детей втолкнуть в яму, которая была подготовлена ими раньше для спасения, закрыть ее, а сами не успели спрятаться.

Соседи, два брата, их схватили и били палками по голове отца и мать до тех пор, пока не убили. Дети это видели из своего укрытия через щель. Они досидели в яме до ночи, потом убежали в лес и попали в партизанский отряд братьев Бельских. После освобождения Белоруссии он пошел на фронт, затем вернулся и попал в Долгиново.

Родители подготовили документы для всех нас о том, что до 1939 года мы были польскими гражданами, и через некоторое время мы выехали в Польшу. Конечно, цель у нас была приехать в Израиль, тогда еще Палестину.

Нас привезли на юго-запад Польши в местечко Рикбах около Вроцлава, который был раньше немецким городом Бреслау. Мы сидели там как в лагере. Это уже был 1946 год. В конце года нелегально мы перешли границу с Чехословакией и жили в Братиславе. Там находилось много других евреев из разных мест.

Потом мы приехали в Австрию, которая тогда была разделена на четыре зоны, как Германия, – американскую, французскую, английскую и русскую. Мы должны были попасть в лагерь Веншайт, недалеко от Вены, но для этого нам нужно было пройти через советскую зону. Нам сказали, чтобы мы вели себя так, как будто не знаем ни еврейский язык, ни русский, а только греческий, потому, что у нас были документы, что мы греческие беженцы, коммунисты, были в партизанах, воевали против немцев и возвращаемся домой в Грецию. Нас научили нескольким греческим словам, которые знали и советские солдаты на границе.

Мы благополучно прошли границу, и тут я почувствовал, что не хочу оставлять Россию. Я все время думал о том, что Советский Союз, Сталин спас нас, а мы теперь уезжаем. Но отец мой сказал: “Сынок, подрастешь, ты поймешь, почему мы уезжаем отсюда”. Конечно, потом я многое узнал и понял.

Нам нужно было перейти Альпы и попасть в Италию, а оттуда нелегально в Израиль. Но так получилось, что мы оказались снова в Австрии, там немного побыли, а потом перешли в американскую зону в Германии. Там был лагерь для таких беженцев, как мы, и еврейские организации помогали уехать в США тем, у кого там были родственники.

Уже был 1947 год, и в ноябре было принято решение ООН о создании двух государств – еврейского и арабского. Все говорили о том, что будет война между евреями и арабами.

В это время отец нашел в США, в Нью-Йорке, своего брата. Я не хотел ехать в Америку, потому что для меня было только две страны, где я хотел жить, – Белоруссия и Израиль. Но мой дядя написал отцу: “Скажи твоему Шимону, чтобы он не был таким героем. Теперь в Израиле началась война. Десять лет – с 1939 по 1949 год – вы переносили невыносимые ужасы и мучения. Америка – свободная страна, захочет ехать в Израиль, купим билеты, и он поедет”.

В это время у меня появилась подруга, любимая девушка, которая потом стала моей женой, а тогда ей было 17 лет. Она со своей семьей позже нас приехала в Америку из Германии. Она из польских евреев, и в 1939 году они бежали в Белоруссию, затем их выслали в Сибирь. Так они выжили во время войны, а потом, как и мы, через Польшу хотели выехать в Израиль, но в Германии также попали в лагерь, где мы встретились. Через некоторое время она с родителями приехала в Америку.

Мы поженились, дети один за другим пошли, так и остались в США. А как только при Горбачеве появилась возможность свободно приезжать в СССР, я сразу приехал в Беларусь. Это было в 1991 году[242].

События, о которых здесь рассказано, происходили в прошлом, XX веке. Изучение же этой истории началось в начале нового, XXI века и длилось около 10 лет.

Первые годы – время сбора и изучения документов в архивах Беларуси и Москвы, поиски людей – участников и свидетелей этой истории. Фактически все годы шли поиски в архивах новых документов, изучались неизвестные прежде публикации.

Следующим шагом была работа по сбору необходимых документов для представления Киселева и группы белорусских крестьян, участвовавших в спасении долгиновских евреев, к званию Праведника Народов Мира. Пришлось привлечь оставшихся в живых евреев – участников похода, которые должны были дать письменные свидетельства, заверенные нотариально. Особенно активное участие в этом принял Шимон Хевлин, который специально приезжал из США в Беларусь. Его свидетельство как участника перехода под руководством Киселева официально подтвердили соответствующей печатью в сельсовете Долгинова. Кроме того, он привез из США письменные свидетельства живущих там бывших долгиновцев, шедших с Киселевым.

От Музея истории и культуры евреев Беларуси, Республиканского фонда “Холокост” в специальную Комиссию по присуждению звания Праведника Народов Мира в Институте Катастрофы и Героизма еврейского народа Яд Вашем в Иерусалиме было послано представление.