Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разобрать цели.
Ближе… Еще… Еще чуток.
– Залпом!
Разом затрещали автоматы, каждый выискивая свою цель. Несколько эмгэбэшников ткнулись лицами в траву. Остальные залегли, стали палить длинными очередями в божий свет, как в копеечку. Испугались. Заторопились…
– Прекратить стрельбу.
Откатились, залегли, затихли.
– Гранаты!
Хотя можно и не говорить, все и так всё понимают. Вытащили гранаты, поползли вперёд, друг друга огнём прикрывая. Пока один стреляет, врага мордами в землю вжимая, другой ползёт между кочек, словно уж извиваясь. Заляжет за камушек, махнёт и давай палить так, чтобы пульки возле вражьих голов землю шевелили, чтобы им глаз не поднять.
Сблизились. Теперь подождать немного.
С флангов застучали выстрелы. Пора!
Дёрнуть чеку, отпустить рычаг, выждать две секунды, чтобы враг не мог перехватить, и бросить гранату обратно, зашвырнуть ее подальше. Не обязательно, чтобы кого-то убить, не на то расчёт, главное, чтобы побольше шума.
Грохот взрывов, стегающие по стволам осколки, падающие перерубленные суки и ветки. Шум-гам, тарарам!
– Вперёд!
Граната – дура, штык – молодец!..
Рывком сблизиться с противником, увидеть распластанные, оглушённые взрывами фигуры на земле, не разбираясь, всадить в спины короткие очереди, перебегая от ствола к стволу.
Еще гранаты – расчищая себе путь.
Кто-то из «краснопёрых» руки вверх тянет – очередь поперёк лиц, не бывает в этой войне пленных, некуда их отводить, нет здесь тылов.
Не выдержали, встали, побежали эмгэбшники, смятые атакующими, стреляют на ходу, лишь бы куда. И падают под прицельными очередями. Но много их, много!.. И вот уже какой-то офицер, страшно ругаясь матом, останавливает бегущих, бьёт их по рожам, стреляет из пистолета под самые ноги – похоже, фронтовик, с боевым опытом. Если он теперь остановит панику, если верх над трусами возьмёт, то не сдюжить.
Но поздно, поздно!..
С флангов и тыла, ударили автоматные очереди. Успели, обошли, вовремя!.. Оказавшиеся в огненном мешке эмгэбэшники заметались из стороны в сторону, попадая под пули, летящие со всех сторон. И все полегли.
Всё!
– Какие потери?
– «Хрипатого» завалили вглухую. И двое раненых.
– Тяжело?
– Легко. Идти смогут.
– Тогда уходим! Быстро.
Бегом. Бегом… Может, уже нет дальше заслонов, может, прорвались?..
Похоже прорвались, вон уже и город виден, который можно с юга обойти, чтобы в чащобы занырнуть, куда облава не доберётся. Прав был «Оборотень»!..
По опушке, прячась за кустами и деревьями, дальше, дальше!.. Приглядываясь, прислушиваясь, принюхиваясь. Точно волки! Уйти в лес, за «флажки», всё остальное потом. Луг, за ним лес. Тот самый. Открытое пространство, метров двести. Оглядеться. Вроде всё тихо. Если пойти в обход – лишний километр. А если рывком?
– Врассыпную… Бегом…
Побежали, раскатившись в стороны, чтобы под одну очередь не попасть.
Быстрей… Быстрей… Вот она опушка – рукой подать…
Но вдруг оттуда, из леса, из кустов, застучала длинная пулемётная очередь.
– Назад!.. Засада!..
Повернулись, побежали, прыгая из стороны в сторону, как зайцы, падая, перекатываясь, вновь вскакивая на ноги, огрызаясь автоматными очередями и опять падая.
Назад… Назад!..
Вот он – спасительный лес… Кто убит? Кто ранен? После, всё после, теперь главное – за деревьями спрятаться.
– Стоять!
Откуда голос? Сзади? Нет – прямо!
И выстрелы залпом. Из того леса, откуда они недавно выбежали! Нет туда ходу. И назад тоже! Уйти в сторону?.. Рывком! Или ползком? Далеко, очень далеко, и спрятаться негде – ни овражка, ни балки, ни хотя бы пеньков – ровный как стол луг.
Залегли, распластались, вжались животами в землю.
– Чего делать будем?
– Прорываться.
Кто-то потянул из кармана гранату, но даже чеку выдернуть не успел. Выстрел, один! И боец, получивший пулю в хребет, ткнулся лбом в траву. Снайпер! На дереве! Который видит их сверху, как на ладони.
И снова голос:
– Оружие на землю! Обоймы и магазины выбросить!
И тут же пулемётные и автоматные очереди перед самыми головами. И сочные шлепки свинца в кочки. И пулемёт сзади. И не понять кто и откуда стреляет.
– Некуда вам деваться, на мушке вы! Три секунды на размышление, потом огонь на поражение. Время пошло!
И еще один залп над головами и понятно, что при такой плотности огня, который со всех сторон, не уцелеть. Поторопились они, поверили в удачу и… напоролись! Как в сказке про Колобка, который от волка и медведя ушёл! Но… не ушел!
– Раз!..
И кто-то первый отбросил автомат. И за ним другие. Потому что никаких шансов!..
– Руки за голову и рожами в землю.
Легли, руки на затылки припечатав. И тут же сапоги со всех сторон набежали, оружие подальше отпнули и по спинам прикладами забарабанили. Вот и всё. Вот и отбегались…
Амба!
* * *
– Ну что, будем говорить или в молчанку играть?..
Стол. Табурет к полу привинченный, окно зарешеченное и три барбоса.
– Ну?
Удар сзади по почкам. И еще один.
– Только туфту не гони, не надо. Приятели твои во всём признались…
А дальше привычная «песня» зэка:
– Да вы что, гражданин начальник, я всё расскажу… Я только правду… Я же понимаю, мамой клянусь…
Только, походу, нет у следаков времени на долгие беседы, потому как сбили зэка с табуретки на пол и стали пинать сапогами. А сапоги офицерские, узконосые, которыми, если в ребро угодить, легко косточку сломать можно.
– Скажешь, всё скажешь!
Удар!.. Удар!.. Удар!..
– Кто вас на побег подбил? Говори…
– Никто не подбивал, случайно это вышло – кто-то замок открыл…
– Кто? Кто конкретно?
– Я не знаю, не видел, я спал… Честное слово, гражданин начальник, я проснулся, когда конвой уже мочили, ну, то есть, напали.
– Кто мочил? Кто конкретно?
– Я не видел, там темно было!
И снова удары такие, чтобы не убить, но и без опасения покалечить…
– Давай следующего…
Завели, посадили, в морду кулаком ткнули для острастки.
– Кто первый на конвоиров напал?