Возле порохового погреба под руководством Пантелеймона возились пороховых дел мастер Макар Рыжий, мужик тридцати двух лет, несколько стрельцов и Моисей с сыном. Своё прозвище Макар оправдывал полностью. Такого цвета волос я в жизни не видел, даже у девчонок в двадцать первом веке, любивших экстравагантность и красившихся во все цвета радуги. Стрельцы заняты важным делом: по шаблонам подбирают ядра для каждой пушки и разносят на носилках по редутам. Стандарта на диаметры стволов ещё не существует, на ядра – тоже. Вот и приходится сортировать, чтоб в бою не мешкать, подбирая подходящее. Про шаблоны это я подсказал и показал кузнецам, как сделать. Они расковали медный брусок в лист, нарубили из него пластин. Я двумя палочками измерил диаметр ствола каждой пушки, кроме фальконета и берсо, и начертил на пластинах, а мастера потом уже сами вырубили в них круглые отверстия и напильниками подогнали под необходимые размеры. Теперь сортировка шла непосредственно в месте хранения ядер, а не возле орудия.

Макар на весах развешивал порох, ювелир ссыпал его в шёлковые мешочки и складывал в бочонки. Правильно, от одинаковости навесок пороха напрямую зависит стабильность стрельбы и дальность полёта снаряда. Да и с шуфлой, совком для засыпания пороха в ствол, суетиться на позиции не надо. И скорость стрельбы возрастёт. Молодцы! Рядом с отцом на расстеленном индейском плаще сидит, скрестив ноги по-турецки, Валентин и шьёт эти самые мешочки. Я для их пошива отдал отрез шёлка, найденный среди груза галеона. Ловко у него получается! Может, Моисей его в портные, а не в ювелиры готовит? Эта специальность нам тоже весьма нужна, пообносился народ.

Последним инспектировал поварню. Заодно и пробу снял. Уха у Фомы получилась отменная, жирная и наваристая. С пшеном и кусочками картошки, привезённой доном Мигелем из Буэнос-Айреса. Земляные яблоки, как испанцы называют картошку, уже выращивают в окрестностях города. Индейцы не мешают. Как говорил дон Мигель, а ему – кто-то из знакомцев, живущих в городе, гранд Гильермо по прибытии встретился с вдовой брата и её родственниками. Подтвердил и показал им подписанный королём Филиппом Вторым мирный договор, а потом выдал вдову брата за одного из своих не женатых дальних родственников, последовавших за ним в изгнание. Так что войны нет пока, и картошка растёт. Князь, наверное, каждый день жареную трескает! Я завистливо вздохнул и облизал ложку. Спрятал её в чехол на поясе, поднялся со скамейки и огляделся. Праздношатающихся небыло. Стрельцы дружно банили стволы пушек. Вито, пыхтя от усердия, тащил к кухонной печи охапку дров. Один я стоял «руки в боки» и обозревал этот праздник труда.

Прошло часа два. Солнце заканчивало клониться к западу, но до заката ещё было немного времени. К возможному нападению стрельцы подготовились, теперь ужинали. Я оглядел притихший лагерь, мысленно прокручивая план обороны. Вроде всё предусмотрел, всех проинструктировал. Свой огнестрел весь зарядил: турецкий штуцер и пистолеты – пулями, пищаль – двенадцатью крупными дробинами. Ещё у меня будет сабля и косарь на поясе. Бердыш не беру, мне он для руководства обороной не нужен. И так, включая кольчугу, изрядный вес на плечах. Раздал гражданским трофейные пистолеты и мушкеты. Всё по одному лишнему, а может, и не лишнему, выстрелу у бойцов будет. Факелов на ночь приказал не зажигать, а возле каждой пушки, под стенкой, но подальше от пороха, приказал поставить по два зажжённых масляных фонаря. Когда основные приготовления были закончены, построил гарнизон и рассказал, что случилось и с кем нам придётся сразиться. Я был уверен в успехе предстоящего боя. Но не хотел расхолаживать воинов шапкозакидательскими настроениями. Всё-таки чарруа воевали с конкистадорами, с паулистами – охотниками за рабами из Бразилии, с поселенцами, а потом и с правительственными войсками, до 1832 года, когда были уничтожены последние 500 индейцев. Вот такой упёртый противник обнаружил наше здесь присутствие.

Раздав необходимые распоряжения по несению караула в усиленном режиме, договорился с Пантелеймоном о поочерёдной проверке службы. Вновь обошёл лагерь, проверяя, всё ли сделано и нет ли чего упущенного. А потом, лёжа на постели и смотря на ярко горящие звёзды Южного Креста, прокручивал в голове предстоящее, для меня – первое в этом мире, боестолкновение. И незаметно уснул. Пантелеймон, заботливый, приказал дежурному меня ночью не будить, сам посты проверял.

Завтра наступило как-то быстро. Вроде только положил голову на подушку, а дежурный уже теребит за плечо. Быстро подскочил, натянул сапоги, поддоспешник, кольчугу. Сверху – кафтан, опоясался ремнём с саблей. Заткнул за него два пистолета, за спину повесил пищаль, взял в руки штуцер. Всё, собран. Маркел, тоже вооружённый до зубов, рядом. Разведчики и стрельцы уже были построены. Быстро заняли позиции, проверили пушки. В затравочные отверстия подсыпали свежего пороха. Ждём.

Природа начала просыпаться. Приветствуя утреннюю зарю, подали голоса птицы. Никак ещё не могу привыкнуть к этой музыке, не похожей на свист и трели русских птах. Пение здешних пернатых больше похоже на скандал в коммунальной квартире. Небо на востоке порозовело, предвещая появление солнца. Хорошо, что оно нам в глаза светить не будет. Вдруг от недалёкой рощи из нескольких деревьев, оставшихся после наших порубок, послышался шум хлопающих крыльев и возмущённые вопли вспугнутых попугаев. Прибыли, голубчики. Посчитали по следам количество обидчиков и прут напролом, чуют силу за собой. Ничего не боятся. Ну-ну. Посмотрим, на чей нос раньше муха сядет.

Из рощи, примерно в километре от тына, вывалила толпа человек тридцать. Увидеть нас за тщательно замаскированным укреплением они не могли. Видно им было только одиноко стоявшую на берегу ручья баньку. Потому я немного приподнялся, и стал смотреть в подзорную трубу. Оптика, конечно, паршивенькая, да и уцелевшие от сожжения в печи кусты мешали, но кое-что разглядеть удалось. Довольно высокие, нормально сложенные люди. Совершенно голые. Набедренные повязки отсутствуют, только у некоторых на плечах что-то вроде плащей. В руках луки и короткие копья. Кое у кого увидел боло – два связанных между собой короткой верёвкой шаровидных камня. Идут гурьбой. Ни авангарда, ни боковых дозоров! Дикий народ. Увиденное передал по цепочке. Так, ждём дальше.

Следом за этими индейцами появились ещё несколько групп воинственных аборигенов, размахивавших копьями, но шедшими молча. Вместе они составили довольно внушительную толпу. Индейцы, постояв некоторое время и о чём-то перетолковав, бодро двинулись в нашем направлении. Тропа, натоптанная нами при выноске брёвен, выглядела настоящей дорогой, с которой, даже если и захочешь, то не собьёшься. Впереди толпы, назвать это атакующим строем пехоты язык не поворачивается, шли двое, держа в руках короткие копья. Когда до них осталось метров сто пятьдесят, дал отмашку Ахмету. Защёлкали тетивы, засвистели стрелы. Упали первые индейцы. Остальные приостановились, но углядев, что в них стреляют из луков и стреляющих немного, не услышав грохота ружейных выстрелов, яростно завопив, бросились вперёд.

Организовывая оборону, я исходил из того, что индейцы будут наступать толпой и что их ярость затмит их разум. Просто разогнав аборигенов по саванне ружейными выстрелами, я создал бы себе и своим людям постоянную головную боль. Партизанскую войну никто не отменял, хоть такого понятия ещё не существовало. Понятия нет, а партизаны – есть. Парадокс! Потому бой должен быть коротким и безжалостным. С максимальным уничтожением противника.