В итоге в Комитет изящных искусств вошли богатые и сведущие люди, в том числе – помимо Рейчел Меллон, Систер Пэриш и Джейн Райтсман – Чарлз Фрэнсис Адамс, миссис Дуглас Диллон, миссис Чарлз Энгелхард, Дэвид Финли и др., всего двенадцать человек. «Предполагалось, что эти влиятельные люди через своих состоятельных друзей найдут спонсоров и дарителей, чтобы не пришлось просить дополнительные ассигнования у конгресса». Задача по сбору средств дополнялась научной деятельностью консультативного совета, состоящего из хранителей музеев и ученых, которые также имели контакты с коллекционерами и антикварами по всей стране. В письме к Джеки Дюпон выразил надежду, что два комитета «осуществят ваше желание превратить Белый дом в символ культурного и политического первенства… Руководствуясь уверенностью, что понимание культурного прошлого Америки есть предпосылка к подлинному пониманию настоящего нашей страны, мы приложим все усилия, чтобы заполучить эти осязаемые доказательства искусности давних мастеров и превосходного вкуса их покровителей, и сделаем Белый дом… исторической летописью культурной жизни Соединенных Штатов».

В сентябрьском интервью Life Джеки постаралась подчеркнуть серьезность своих намерений: «Любая вещь в Белом доме должна находиться там по конкретной причине. Было бы кощунством просто поменять убранство. Белый дом необходимо реставрировать, заменой убранства здесь не обойтись. А реставрация – вопрос серьезных научных изысканий». «Начинка» Белого дома должна была рассказывать не о каком-то одном периоде, а обо всей истории президентства в США. В сентябре конгресс одобрил проект, приняв закон, по которому Белый дом получил статус музея и все его содержимое стало неотчуждаемым. Одна из статей закона позволяла Комитету изящных искусств гарантировать потенциальным дарителям, что их дар Белому дому не пойдет с молотка и не попадет в частные коллекции будущих президентов. Будущие первые леди тоже не смогут кардинально менять означенный характер Белого дома: «Первоочередное внимание должно уделить сохранению музейной обстановки в главном коридоре цокольного этажа и в официальных помещениях на первом этаже здания».

Была учреждена должность куратора Белого дома, и первого куратора выбрал Дюпон. В конце марта на эту должность назначили Лоррейн Пирс. Уильям Элдер-третий занимался описанием быстро растущей коллекции мебели. В результате тщательно отрежиссированной рекламы проекта в Белый дом потоком хлынули денежные пожертвования и дары, которые рассматривали и либо принимали, либо вежливо возвращали. Джеки черпала из источника патриотической щедрости. Обращаясь к состоятельным людям, она умело избежала упреков в растрате денег налогоплательщиков, а благодаря профессиональному подходу и привлечению научных сотрудников ее план стал национальным проектом, а не прихотью скучающей богатой дамы.

Но за кулисами вскоре начались войны дизайнеров. Систер Пэриш, создательница англо-американского стиля, которая в 1958 году обновила интерьер тогдашнего дома Джеки, используя хлопчатобумажные и льняные ткани с набивным рисунком, и изначально была приглашена заниматься убранством Глен-Оры и Белого дома, внезапно обнаружила, что в Белом доме ее оттеснил парижский дизайнер Стефан Буден, с которым Джеки познакомила Джейн Райтсман. В списке клиентов Будена числились такие знаменитости, как герцогиня Виндзорская, шах Ирана, леди Мендл, сама Джейн Райтсман и др. Под его руководством отреставрировали ряд известных европейских особняков и дворцов, включая замок Мальмезон императрицы Жозефины, который Джеки намеревалась посетить в июне 1961 года. Более того, Буден превратил дом Джейн Райтсман в Палм-Бич во французское шато, осуществил дизайн ее квартиры на Пятой авеню и сформулировал концепцию райтсмановских галерей и исторических помещений в Метрополитен-музее. Джеки пала жертвой обаяния Будена еще в 1955 году, когда Джейн их познакомила. Джон тогда был сенатором и со скрипом давал деньги на убранство дома. (В ту пору нью-йоркские антиквары нередко отказывались иметь дело с Джеки, так как в конечном счете получали обратно все, что слали ей на рассмотрение, – ей это было не по карману.)

Теперь, при поддержке богатых друзей, Джеки могла позволить себе мсье Будена. На нее произвели глубокое впечатление его идеи по устройству интерьеров Белого дома, включавшие детали европейского декора, и его знание архитектуры, любовь к которой разделяла и она. Кроме того, Джеки впечатлили исторические архивы парижской мастерской, где работал Буден, и высочайший уровень тамошних мастеров. Через несколько недель после инаугурации, 9 февраля 1961 года, Буден посетил первую леди в Белом доме.

Увы, восхищение Джеки французским интерьером, как и увлечение французской модой, было ее политической слабостью, поэтому участие Будена в проекте придется скрывать от простых американцев, как наряды от Givenchy; Дюпону тоже лучше не знать о масштабе влияния Будена, поскольку взгляды дизайнера зачастую не совпадали с точкой зрения эксперта. К примеру, Будену не нравилось видеть обилие мебельных ножек, он предпочитал драпировать их длинными чехлами и накидками, а противники считали, что это «напоминает бордель». С опрометчивой дерзостью он заявил, что для улучшения пропорций следует укоротить ножки антикварного буфета работы Дэниэла Уэбстера. Дюпон подобные взгляды не одобрял. «Когда приходил мистер Дюпон, мсье Будена прятали в кладовке», – рассказывал один из членов Комитета изящных искусств. А Джанет Фелтон вспоминала: «Мистер Дюпон знал о мсье Будене и, думаю, огорчался». Дюпон справедливо считал, что Буден несведущ в американском интерьере: «Я вздрагиваю при мысли, что́ он сотворит с американской мебелью!» Так он сказал Лоррейн Пирс после очередной беседы с французом.

Благодаря такту и шарму Джеки Дюпон продолжал сотрудничество, несмотря на свое подозрительное отношение к Будену. Сьюзан Мэри Олсоп, жена Джо и член комиссии по отбору живописных полотен, вспоминала: «Мы устраивали совещания, и временами на них приезжал из Винтертура и мистер Дюпон, величественный как Юпитер. Однажды мы получили в подарок две маленькие картины, которые очень нам понравились. И перед очередным визитом мистера Дюпона мы повесили их в Красной комнате, по нашему мнению, вышло просто чудесно. Два прелестных маленьких натюрморта, совершенно очаровательные. Тут вошел мистер Дюпон, мы встали, а он огляделся по сторонам, и Джеки сказала: “Вот наше последнее приобретение, мистер Дюпон”. Он посмотрел на картины, потом повернулся к нам и ледяным тоном произнес: “Вы же знаете, натюрморты вешают только в столовых”. Джеки воскликнула: “Боже, какой позор, что мы не знали, и как трудно вам работать с такими невеждами. Слава богу, что вы сказали! Сию же минуту уберем!” Она тотчас распорядилась снять картины. Примерно через месяц я вместе с Джо совершенно случайно оказалась в Белом доме и опять-таки случайно вошла в Красную комнату. Вошла и вижу: Дюпон смотрит на стену, а там висят все те же маленькие натюрморты с цветами. Я промолчала, а он сказал: “Сьюзан Мэри, мне кажется, мы отлично поработали. Красная комната никогда не выглядела лучше. Все идеально”».

Новый куратор, Лоррейн Пирс, была протеже и ученицей Дюпона и относилась к нему с большим пиететом, поскольку работала под его началом в Винтертуре. Согласно историкам, изучающим реставрацию Белого дома, Пирс и Дюпон регулярно контактировали, обсуждая новые и будущие приобретения, а также их размещение и проч. Вскоре из-за этого возникли сложности, так как Пирс получала противоречивые распоряжения от Джеки и от Дюпона. Разумеется, Пирс втайне соглашалась с Дюпоном, что в итоге и положило конец ее карьере в Белом доме. С точки зрения тех же историков, Пирс считала Будена угрозой для исторической достоверности интерьеров, которую они с Дюпоном стремились воссоздать. В письме к Дюпону после его визита в конце 1961 года она писала: