«Япония не стала дожидаться Запада, чтобы додуматься до женской банды», – думал Харуки, добравшись до верхней площадки лестницы. Лицо у него покраснело, он тяжело дышал.

Саломон попросил его приготовить доклад, чтобы тот можно было бы зачитать без сокращений в одном из классов, и юноша с воодушевлением принялся за работу.

В наши дни якудза сгруппировались в четыре основных клана: Ямагучи-гуми, Сумиеши-кай, Инагава-кай и Айдзукотецу-кай. Все эти кланы, за исключением второго, представлявшего собой конфедерацию более мелких банд, строились по принципу пирамид, где вершиной каждой пирамиды был свой оябун.

Харуки собирался проиллюстрировать свой доклад фотографиями татуировок и эмблем каждой банды, которые красовались на вымпелах, банданах, разноцветной одежде и черных очках. Он был уверен, что слушателям это очень понравится и они будут потрясены количеством и разнообразием бандитских группировок в Японии. А ведь она пользовалась репутацией безопасной страны с высокой культурой и своеобразными обычаями – признаками и символами раздвоенности общества, которое разрывалось между традициями, уходящими корнями в глубокое прошлое, и крайним авангардизмом.

Харуки не испытывал никаких затруднений, выступая перед публикой. Он чувствовал себя сильно не в своей тарелке, только когда оставался с кем-то один на один, особенно если этот «кто-то» был девушкой.

Дойдя до верхушки лестничной клетки под самой крышей, Харуки постучал в дверь Ассы, но дверь вдруг сама открылась. Он посмотрел на дверь ее соседа, парня, которого звали Хорди, и громко позвал:

– Асса? Алехандро?

На постели что-то виднелось, но он не мог понять что: отсюда ему был виден только краешек кровати. Ноги… Он покачал головой, улыбнулся и с веселым смехом вошел в комнату.

– Эй! Подъем!

Харуки очень любил Алехандро и Ассу, они были настоящими друзьями. Прежде всего Асса. Она хорошо понимала, что такое в этой стране иметь другой оттенок кожи, приспосабливаться к иной культуре и спокойно относиться к своеобразному юмору, который зачастую мог и ранить.

Однако Асса не выносила, когда ее пытались задеть или оскорбить из-за ее происхождения. В такой ситуации она могла любого поставить на место и заткнуть рот зарвавшемуся идиоту и никогда не отказывала себе в этом удовольствии. Она…

Харуки шагнул вперед, совсем немножко шагнул: комната была крошечная. И застыл…

Мать вашу! Он ощутил, как волосы на голове встали дыбом, а сердце бешено заколотилось.

То, что он увидел, просто не могло быть… реальностью. Такая мерзость могла существовать только в корейских или японских сериалах, которые ему, в общем-то, нравились. Или в романах Нацуо Кирино. Но никак не в реальной жизни…

Ему открылась безумная в своей жути картина. Можно было подумать, что ребята занимаются любовью: оба были обнажены, Алехандро лежал на Ассе… Харуки увидел его мускулистые белые ягодицы между очень смуглых бедер девушки, и почему-то именно это задело его стыдливость, а не кровь, разбрызганная повсюду. Оба были в буквальном смысле обескровлены. Они лежали в красной луже, а на стенах вокруг было столько красных брызг, словно на кровать кто-то вылил ведро с краской. И еще – о, нет, нет, неееет! – Харуки увидел в затылке Алехандро зияющую кровавую рану, и голую белую кость в середине, и еще что-то сероватое… может быть… несомненно… определенно, подумал он, почувствовав, как подкатывает к горлу тошнота, мозговое вещество…

Господи Боже мой!..

Он бросился в туалет и зашелся долгими, мучительными спазмами рвоты. Живот ходил ходуном, все тело судорожно дергалось, очки слетели в унитаз. Когда там же оказался весь завтрак, Харуки, все еще дергаясь, выловил очки и вытер лицо и руки огромным количеством туалетной бумаги.

Когда он, еле живой, вернулся в комнату, из груди у него вырвались отчаянные, хриплые рыдания, а по щекам потекли слезы.

На кровати напряженно вытянулись два неподвижных тела, и юный японец понял, что они лежат так уже несколько часов, и если б он к ним прикоснулся – чего не сделал бы ни за что на свете, – то, наверное, почувствовал бы под пальцами холод и жесткость мрамора.

В голове билась мысль…

Нет, только не они! Кто угодно, только не они! Как можно было совершить такое святотатство?

Ужас сменился бешенством, и Харуки встряхнулся, несмотря на шок. Запаниковавший было мозг лихорадочно заработал. Куда позвонить? В «скорую»? В полицию? Он старался вспомнить номера всех срочных служб в Испании, те, что он сам написал на календаре у себя в комнатушке.

112 или 061? 091? 062?

Мозг работал лихорадочно, и Харуки вспомнил, что 112 из всех номеров был приоритетным и именно с этого номера диспетчер отдает команду пожарникам, полиции или «скорой помощи».

Он набрал номер.

Слушая гудки, заметил, что от розетки отходит белый телефонный провод и опоясывает его мертвых друзей вместе с кроватью. Харуки усомнился, что провод служит для того, чтобы связать их друг с другом. Тогда зачем он нужен?

Голос в трубке что-то ему сказал, но Харуки не разобрал. Он начал истерично и сбивчиво объяснять, но голос попросил повторить. Despasio. Медленнее.

На этот раз он понял и начал говорить спокойнее.

Утро четверга

10 часов утра.

Улица была запружена отрядами Гражданской гвардии и автомобилями. Два часа назад придорожных жителей разбудили яркие прожектора и вой сирен. Даже официанты окрестных кафе в черной с белым униформе бросили клиентов и выбежали посмотреть, что происходит.

Под мелким пронизывающим дождем, который ледяной патиной покрывал мостовую, туда-сюда сновали курьеры в униформе, пытаясь произвести на зевак впечатление важных особ. А действительно важные особы молча столпились в маленькой комнатке старой пятиэтажки.

Саломон и Лусия стояли на лестничной площадке у входа в комнату, в самом центре столпотворения. Она только что приехала из Мадрида, и ей пришлось вмешаться, чтобы Гражданская гвардия разрешила криминологу присутствовать.

Подняться по ступенькам им не разрешали, потому что научная полицейская бригада, прочесывая площадку, всю лестничную клетку и вестибюль, повсюду разместила пластиковые указатели, отмечающие, каким путем можно передвигаться. Однако Лусия не сомневалась, что случайные следы затоптали еще до того, как они приехали на место происшествия.

Саломон заглядывал в комнату с порога так, словно перед ним были ворота в ад. Лусия заметила, как покраснели у него глаза, и положила руку ему на предплечье.

– Пойдем, – сказала она тихо. – Незачем здесь торчать. Пусть работают спокойно.

Профессор молча кивнул.

В комнате и на лестничной площадке суетились техники в комбинезонах, перчатках и защитных очках. Ни одна деталь не ускользнула от их фонариков и цепких, выносливых глаз. Взятые пробы сразу увозили в центральную лабораторию, состоявшую из девяти отделов: химического, окружающей среды, биологического, инженерного, графологического, баллистического и других.