Мы опять рассмеялись.

Ведьма беспардонно оттолкнула меня. Для нее он был сильным мужчиной и желанной добычей. Она излучала волнующее тепло покорной пленницы.

— Ну-у-у… мы можем поговорить, например, о грядущей весне, о воздухе, который наполняет легкие. О том, что, по сути, все бренно, кроме впечатлений и эмоций… эмоций от возбуждения первым теплым ветром, первым запахом созревающих почек, от…

— От?.. От чего? Продолжайте… — Он слабо улыбнулся.

— От первого «Привет!.. как ты?». Разве не так, док?! Разве вы не испытываете подобного волнения, когда включаете свой компьютер? У вас, несомненно, есть виртуальная пассия, и не одна… Вы ведь известный профи в области зависимостей… Вы… Вы не могли не подойти к черте. Вы достигли высот в профессии, потому что достигли высот в экспериментах. Разве ваше воображение не рисовало пальцы, танцующие за экраном, нервное дыхание, тонкую кожу?..

Наваждение исчезло вместе с Ведьмой. Он смотрел прямо мне в глаза:

— Вы действительно хотите сказать…

— Доктор, дайте мне прийти в себя. — Я жалостливо смотрела сквозь него. — Согласитесь, терапия, которую я получила тут… она… она вымотала меня… я устала, Глеб Викторович! Я хочу домой…

— Хорошо, я отпущу вас. Я почти поверил. — Он помолчал и продолжил: — Мне бы хотелось увидеть вас, Ева. Вот теперь он выглядел человеком. Я собралась ответить ему… Но Ведьма приложила палец к губам и тихонько покачала головой… Пришлось промолчать.

Я рисовала — ничто не могло убить во мне художника. Я читала его образ, образ узурпатора. Охотник, который легко превращается в хищника… От него несло азартом, превосходством и победой. Я слышала звон натянутых нервов. Я видела лопающиеся сосуды в стальных холодных глазах. Рот искажали влажные клыки. От него шли смешанные испарения угрозы, страсти и равнодушия. Его общение, как общение профессионала, было безупречным!.. Он великолепно владел навыками своей профессии и получал удовлетворение от результата применения собственной методики лечения зависимостей. Он гордился своими трудами, с маниакальным упорством добиваясь заданного результата. И я была его гордостью, положительным результатом. «Мой случай» был красив эстетически. Но Ведьма… Я читала его мысли. Это было несложно. Мы слишком много времени провели вместе. Ведьма, смеясь, кинула ему под ноги шелковую перчатку. И ему ничего не оставалось, как принять вызов. Принять, чтобы вновь доказать себе, что нет такой величины, которая могла бы переиграть его эго.

— Я правда могу быть свободна?

— Завтра… завтра я награжу вас свободой!..

Он смотрел мне вслед равнодушными глазами зверя.

Осень хмурилась густыми дымными облаками, грозила дождем и даже, может быть, снегом. Глеб смотрел прямо перед собой в темный проем окна и думал о ней.

Все, что происходило в последние несколько дней, выглядело полным бредом и поэтому не укладывалось в голове. Последние результаты работы с ней говорили о прогрессе. Он чувствовал ее почти физическую неприязнь к Интернету, или, как называют его геймеры, вирту. Слово-то какое — вирт, цепкое и мертвое…

Глеб расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и открыл фрамугу. Пахнуло свежестью и морозцем. Он подышал на холодное стекло, и оно тут же запотело туманным облачком. Интересная девушка и с фантазией. Ей бы книги писать, а она вцепилась в свою «цифровую мечту». Он инстинктивно вывел на стекле букву «М» и тут же стер, словно испугавшись своей слабости. Не к лицу ему… и не к месту. Он врач, хороший врач, со степенью и положением, ворохом монографий на тему зависимостей и последствий. Должен же он разобраться во всей этой чехарде, путанице образов, гуляющих в ее сознании, — в конце концов, это его обязанность. Ему захотелось увидеть ее — сейчас же, немедленно войти в палату, присесть на кровать поверх грубого одеяла и начать неспешный разговор, постепенно подводя ее к тому, что засело в ее хорошенькой головке.

Он взглянул на часы и, вздохнув, направился к двери. Что-то не давало ему покоя, ускользая от внимательного взгляда. Но что? Последние два сеанса с ней закончились обильной рвотой, потом она лежала на узкой больничной кушетке, безразличная и подавленная. Бледность ей шла. На следующий день она не смела глаз на него поднять, сидела втянув голову в плечи, словно ожидая удара. Он щадил ее. После гипноза ее настроение становилось ровнее, она стала нормально есть и даже разговаривать на отвлеченные темы. Но сегодня он опять получил по щеке крепкой ладошкой ее Ведьмы. Дрянь баба. Но притягательная дрянь. Глеб улыбнулся — прием известный: внешне пай-девочка, этакий домашний ребенок, продукт бабушкиного воспитания, но стоит заглянуть глубже, как обнаруживается эта ее стерва, или, как она сама ее называет, Маргарита, надменная, холодная сука. Он до крови прикусил губу. Солоноватый привкус во рту вызвал раздражение. Завтра он собирался ее выписывать, и вдруг на тебе… ее Ведьма вернулась. Больше всего он был недоволен собой — принял игру и перестал контролировать ситуацию. Имеет ли он право отпустить ее… или все-таки еще один сеанс? Пройти глубже, снимая генетическую память пласт за пластом?

Глеб бесшумно покинул свой кабинет и направился в отделение. Дверь ее палаты была приоткрыта. Ева лежала на спине, укрытая до подбородка колючим синим пледом, вытянув руки вдоль туловища. Глаза ее были плотно закрыты, но это не значило, что она спала. Он неплохо ее изучил. Каштановые локоны змейками вились по подушке, создавая своеобразный узор. На лбу выступили капельки пота. Ему захотелось прижать ее к себе и укачать так, чтобы на лице ее заиграла улыбка, но не гримаса отчаяния.

Она страдала от духоты. Глеб поискал глазами оконную ручку, но не нашел. В его отделении больным разрешалось выходить в коридор, открывать окна и даже гулять. Странно… Он топтался возле ее кровати, не решаясь начать сеанс, потом снова ринулся к окну, пытаясь открыть его, но ничего не получалось. Склеенная тройная рама, решетка и осень за стеклом. Да уж, негусто для впечатлительной натуры.

Глеб вышел в коридор, но сестер не было, и он вернулся в палату. Рядом с ней он удивительным образом преображался — ему хотелось шутить, смущая ее, или молчать, пристально разглядывая легкую фигурку, острые коленки и руки с тонкими нервными пальчиками. Он опять разозлился на себя — ну какого черта придумывать то, чего нет на самом деле? По сути, их двое, и непонятно, кто ему приглянулся больше — его пациентка или… Маргарита. Он поймал себя на мысли, что называет ее Ведьму по имени, тем самым персонифицируя. Но ведь человеку свойственна двойственность натуры. Это норма, принятая психологией, и искать тут патологию глупо, другое дело — двуличность. Внешне похожие, эти явления имеют абсолютно разные причины возникновения и по-разному действуют. Двуличие относится к поведенческим началам, тогда как двойственность зависит от перемен настроения и поведения по ситуации. Человек двойственен сам по себе, и две его противоположные сущности проявляются при разных обстоятельствах. В случае Евы, кроме зависимости, наблюдается четко выраженное раздвоение, или, другими словами, диссоативное расстройство идентичности, когда второе «я» полностью отделяется и выходит из-под контроля первого. Возможно, тут сыграла роль травма, перенесенная ею относительно недавно, возможно, стресс… Хотя не исключено, и, скорей всего, это так, она выдумала свою Маргариту, чтобы выползти из депрессии, но при этом она жестко контролирует Ведьму, продолжая, таким образом, играть. Определенно, в ее случае клиника ни при чем.