Р. Гершон, будучи совершенно уверен в праведности этого еврея, направился к нему вопросом, почему тот отталкивает от себя сподвижника, «руки которого чисты от злодеяния, и все дела беспорочны»? Но Бешт лишь сказал, что не желает говорить с этим гостем.

Услышав переданный р. Гершоном ответ, еврей разрыдался. «Я понимаю, что за этим что-то стоит. Жизнь мне теперь не в радость, и я не в силах перенести это!».

Видя, как этот человек сокрушается, р. Гершон снова направился к Бешту, чтобы убедить его, что дело дошло до того, что гость может умереть от переживаний, и, по меньшей мере, надо объяснить ему, в чем дело; из-за чего он вдруг впал в такую немилость у учителя.

— Да у него на лбу написано, что он согрешил с мужней женой! — ответил на это Бешт.

Это утверждение повергло героя этой истории в недоумение: он заявил, что этого не может быть, поскольку он уже шестнадцать лет, как не приближается к собственной жене и не касался никакой другой женщины.

Удивили эти слова и р. Гершона, у которого к тому времени тоже развилось духовное зрение, хотя, разумеется, не в той степени, каким обладал Бешт.

— Странно, — заметил р. Гершон. — Я ничего на нем не вижу, только ты узрел. Видимо, грех его все же не плотский, а связан исключительно с какими-то духовными материями.

На Бешта это замечание произвело впечатление, и он пообещал, что во время предсубботней минхи он поднимется в высшие миры, и исследует там это дело.

Начав молиться, Бешт поднялся в чертоги великих мудрецов прошлого, но долго не находил записи о грехе, который совершил этот человек, пока, наконец, не поднялся в «чертоги Рамбама», где выяснилось, что тот взял на себя обет не сближаться с женой и не получать от нее никакого наслаждения, то есть с этого момента, согласно постановлению Рамбама, она приравнивалась для него к матери, и для него стали также запретны и ее украшения.

Однако недавно ему понадобились деньги, чтобы устроить некое бракосочетание (вероятно, сироты или бедной невесты), и тогда он заложил украшения своей супруги. А так как исполнение заповеди об устройстве такой свадьбы доставило ему удовольствие, то можно считать, что он получил удовольствие от жены, и тем самым нарушил обет. А это, согласно Рамбаму, все равно что согрешить с замужней женщиной.

Поняв всю неоднозначность ситуации, Бешт вступил в спор с душой Рамбама и вызвал на этот спор великие души р. Ицхака Альфаси и р. Ашера Бен-Йехиэля. Те поддержали его в споре, и в итоге из «книги Рамбама» (то есть «книги» грехов, заключающихся в нарушение его постановлений) была вычеркнута запись о грехе этого человека.

В другой истории, связанной с отношениями между супругами, во время субботней трапезы, которую Бешт проводил в доме у одного праведника вдруг зашипела свеча, словно на нее брызнули водой. И сказал Бешт: «Светильня мне говорит, что ты любился со своей женой при свете свечи» (что противоречит еврейской традиции, требующей, чтобы любовный акт совершался в полной темноте). И хозяин дома рассказал, что это правда, хотя он и не виноват: они с женой легли после того, как им показалось, что свечи уже потухли, но тут одна из свечей напоследок неожиданно вспыхнула и осветила комнату.

И если уж Бешту открывались такие интимные подробности жизни человека, то что уж говорить об остальных!

* * *

Историй подобной проницательности Бешта снова такое множество, что все их просто не перескажешь.

Как и тех, в которых он изобличал недобросовестных резников, недостаточно тщательно проверявших кошерность зарезанных ими животных; канторов, пренебрегающих законами ритуальной нечистоты и тем самым наносящих ущерб общественной молитве и т. п.

Одна из таких историй совмещает оба подобных случая. Как-то раз рассказывается в ней, Бешт гостил в одном местечке, раввин которого попросил жену достойно принять столь великого человека.

— Слава Б-гу, я как раз купила мясо, так что приготовим для гостя лучший кусок! — ответила женщина.

Но когда она собралась готовить, выяснилось, что купленное мясо куда-то исчезла. Бросилась она к соседке, чтобы занять у нее мяса, но и та обнаружила, что оно бесследно пропало. И тут жена раввина увидела проходившего мимо ее дома резника, и тот сказал, что всего два-три часа назад забил теленка, и у него есть свежайшее мясо.

Услышав это, Бешт сказал, что очень любит телячью голову, и попросил, чтобы резник принес ее целиком, и он скажет хозяйке, как ее разделать. Резник согласился и через какое-то время принес голову.

— Как известно, — сказал Бешт, — разные мнения по поводу того, сколько у скотины должно быть зубов, чтобы она была признана кошерной. Сосчитай-ка, сколько там зубов!

Мясник просунул руку в телячью пасть, чтобы посчитать количество зубов, и тут та вдруг захлопнулась и сжала ему руку так, что он не мог ее вытащить.

Боль была такой, что резник не выдержал и закричал.

— Негодяй, что ты кричишь?! — произнес Бешт. — Лучше покайся!

И резник признался, что никогда не осматривал, как требуется, внутренние органы животных, чтобы удостовериться, что их мясо является кошерным. Что хотел — признавал годным, что хотел — негодным.

Бешт возложил на резника за это покаяние, а затем пошел с раввином в синагогу.

Здесь Бешт провел ладонью перед глазами раввина (знакомый прием: вспомните историю р. Йосефа Ашкенази) и тот увидел множество бесов и бесовок, сидящих на здании. На вопрос пораженного раввина, откуда они взялись, Бешт ответил, что хазан синагоги перед молитвой предается блудливым фантазиям, в результате чего у него случаются поллюции, и он оскверняется семенем. После этого хазана, понятное дело, отстранили от службы.

О том, что для Бешта не было ничего скрытого, свидетельствует и рассказ о его слуге р. Якелю, который однажды прихватил с собой с постоялого двора пару хозяйских чулок. Не успели они выехать из села, как Бешт велел остановиться и сказал слуге: «Ты что-то украл!».

Тот попытался отпираться, но Бешт в ответ заметил: «Собака назвала тебя вором, а ты отпираешься?!». Когда тот продолжил отпираться, Бешт задал прямой вопрос: «А где чулки?!».

Тут р. Якелю не оставалось делать ничего другого, как во всем сознаться. Когда же Бешт велел ему отнести чулки на постоялый двор, он сначала хотел переложить это неприятное задание на русского работника, но Бешт настоял, чтобы р. Яель сам принес покражу хозяевам. И после этого он уже никогда не воровал.

* * *

Нередко бывало и так, что Бешт использовал знание людских тайн для спасения души или