самой жизни человека. Существует несколько историй, в которых он приходит на помощь еврейкам, сбившимся с пути.

В первой из этих историй речь идет о соломенной вдове из Шепетовки[168], которая арендовала корчму и предавалась блуду со своим русским работником. Когда об этом узнали два брата женщины, они устыдились поведения сестры и, одновременно, испугались того, что она может креститься, и замыслили ее убийство. Для этого они заманили сестру в деревню, и решили ночью свершить задуманное.

В ту ночь Бешт, как обычно, сидел за изучением Торы и перед ним горели две свечи. Вдруг одна из свечей погасла, и Бешт зажег ее от второй свечи. В тот же миг погасла вторая свеча, и Бешт зажег ее тем же способом. И тут он услышал голос: «Убийца! Как ты ведешь себя с этими двумя свечами?!».

Другому смысл этих слов, безусловно, остался бы непонятен. Но Бешт мгновенно все понял, сел на коня и помчался в деревню, где должно было свершиться убийство, и спас женщину, которая вскоре глубоко раскаялась в своем поступке. Но Бешт в данном случае спас не только арендаторшу, но и двух ее братьев, так как на них лег бы страшный грех убийства сестры.

Точно так же Бешт поступает и в истории о распутной вдове. Начинается она с того, что однажды за третьей субботней трапезой Бешт вдруг глубоко погрузился в себя, не стал говорить, как обычно о Торе, и это сильно озадачило его учеников. По окончании субботы Бешт, как обычно, выехал с несколькими учениками на полверсты за город, но перед этим приказал взять сундук со всякой одеждой и приготовить запас еды.

Когда же они выехали из Меджибожа, Бешт велел и кучеру, и ученикам сесть к нему лицом, а лошади, дескать, пусть сами выберут дорогу. И тронулась телега в путь, и, хотя вроде лошади шли не прытко, замелькали перед учениками Бешта города и веси — вот только что вроде были в одном местечке, а теперь уже проезжают какой-то город, затем еще один, и еще… Поняли ученики, что являются свидетелями «кфицат дерех», «прыжка дороги» — каббалистической практики «сжатия пространства» в результате чего как бы предельно сокращается расстояния между двумя точками.

Наконец, прибыли они в некий совершенно незнакомый город, и Бешт велел завернуть во двор какого-то дома. Хозяин дома попытался было возразить, что они заехали к нему по ошибке, что у него тут не постоялый двор, но Бешт сказал, что не задержится у него больше, чем на пару часов.

Затем он зашел на кухню, и туда же вошла молодая, полуодетая женщина. Бешт попросил у нее дать ему огонька для трубки, а затем — как в сказке про Аладдина и его волшебную лампу — представился ее дядей и стал расспрашивать про житье-бытье.

Женщина рассказала, что недавно овдовела, но свекор настаивает на том, чтобы она вышла за совсем юного двоюродного брата покойного мужа, что ей совсем не нравится. В ответ Бешт сказал, что будет ей вместо отца, и если она согласится поехать с ним в местечко, то он найдет ей достойного мужа и устроит ее судьбу. Когда та согласилась, Бешт велел ей немедленно собираться. Но тут хозяин дома пришел в ярость, и заявил, что он никуда не отпускает невестку. Тем более, со всеми вещами и драгоценностями, которые на самом деле являются собственностью его семьи.

В ответ Бешт открылся хозяину, кто он такой и объяснил, что его заставило за одну ночь покрыть расстояние, требующее не менее десяти дней пути.

— Знай же, — сказал Бешт, — что невестка твоя после смерти мужа спуталась с панами, а недавно пообещала одному своему любовнику, что крестится и выйдет за него замуж. Побег этот назначен на сегодня, и потому во время третьей субботней трапезы явился ко мне ее дед, который был великим праведником и просил спасти его внучку и вытащить ее из бездны нечистоты, ибо у нее очень высокая душа. Так что если ты сейчас не отпустишь нас, то сейчас явится поляк с солдатами, заберут они ее силой вместе со всем имуществом, и она выкрестится. А если отпустишь, то тебе это зачтется в заслугу, а твое имущество я обещаю тебе вернуть.

Понял хозяин дома, что происходит, отпустил невестку, и Бешт с учениками и новообретенной племянницей пустился в обратный путь.

Спустя несколько месяцев после возвращения в Меджибож (а возвращались они, видимо, обычным путем, так как чудеса нельзя использовать сверх необходимости) Бешт вроде бы выполнил свое обещание и просватал ее за Б-гатого и почтенного человека.

Перед началом свадебного обряда молодая женщина пришла к Бешту и сказала, что за короткое время жизни в его доме она сильно изменилась, и потому желает покаяться в грехах и хотела бы, чтобы Бешт наложил бы на нее наказание для их искупления.

Увидев, что она говорит искренне, Бешт сказал: «Как ты могла подумать, что я — твой дядя?! Знай же, это не так. Но ты собиралась переменить веру, и твой дед попросил, чтобы я спас тебя. И если ты не раскаешься должны образом, то очень скоро умрешь».

Женщина расплакалась и стала умолять наложить на нее покаяние, и Бешт вынес свой приговор: назначенной свадьбы не будет, поскольку она недостойна выйти замуж за такого человека. Вместо этого она выйдет замуж за пекаря и будет продавать на рынке бублики. А вещи, которые она взяла с собой из дома, следует вернуть ее бывшему свекру. Женщина приняла это покаяние и через некоторое время стала полной праведницей. А ее дед явился к Бешту во сне и сказал: «Спасибо, успокоил ты меня!»[169].

Есть среди подобных историй и горькие, показывающие с каким насилием и унижением со стороны нееврейского окружения приходилось сталкиваться евреям в те времена. Например, история о том, как главный судья раввинского суда Гродно[170] р. Йехиэль-Михл был приглашен сандаком на обрезание внука одного из уважаемых жителей города. Однако в последний момент р. Йехиэль-Михл вдруг отказался от предложенной ему чести.

Поднялся переполох, у почтенного раввина стали допытываться, с чем связан его отказ, но р. Йехиэль-Михл все отнекивался, пока, наконец, не признался: ему открылось, что ребенок мамзер — незаконнорожденный.

После этого в синагоге запахло еще большим скандалом, и р. Йехиэля-Михла обвинили в клевете. Тогда Бешт, зная, что его ученик говорит правду, сказал служке: «Возьми мой посох, покажи ей трость, и она тут же сознается, а если нет — умрет!». И