И Гуров пошел ва-банк. Он решил сам попробовать мыслить как преступник. Стал выбирать офис для ограбления по тем же признакам, по каким, как он полагал, подбирал их Зима. Он изучал информацию, рисовал схемы, оценивал здания и помещения, с точки зрения наличия путей отхода, и в результате выбрал четыре таких объекта. До последнего, до дня пик он ничего не говорил руководителям фирм и не выставлял наблюдателей.

И вот наступал последний день. В темноте по продуманной схеме выдвигались полицейские наряды, на путях отходов ставились группы оперативников, группы захвата занимали исходные позиции. Никифорова Гуров взял на третьем объекте. Зима прошел из ограбленного офиса по коридору десять метров до решетки, отделявшей одно крыло от другого. Во втором крыле заканчивался ремонт, и он умудрился когда-то перепилить штыри петель двери в решетке. Теперь спокойно отодвинул ее, в образовавшуюся щель пролез сам и бросил сумку с деньгам. Поставив дверь на место, Зима прошел через верхний этаж, но не успел выйти на крышу. В холле, где стояла готовая новая мебель для помещения, его ждал Гуров.

Сыщик в каждом из выбранных им офисов сам принимал участие в подготовке захвата. Не потому, что в этом была какая-то особая необходимость. Это было уже личное в их неозвученном соперничестве с Никифоровым. Гуров должен был своими глазами увидеть лицо Зимы, увидеть, какое на нем будет выражение, какими будут его глаза. Кстати, лицо у Зимы было тогда очень недоброе, и глаза злобные. Еще бы, неуловимый, каким он себя считал, преступник, а вынужден сесть в тюрьму. Неприятно, конечно.

— Так, с этим понятно, — согласился Орлов, продолжая знакомиться со списком. — Горобец! Что-то не припоминаю.

— Горобец Сергей Павлович, 1974 года рождения, — не открывая глаз, заговорил Гуров. — Уроженец Москвы. Задержан за разбойное нападение в составе преступной группы. На момент задержания уже имел судимость за аналогичное преступление. Дерзок, жесток, хороший организатор. Группу выявить удалось только через полгода. Брали с перестрелкой за МКАД, двоих убили, два сотрудника милиции были ранены. Ты, Петр, тогда находился в командировке.

— Точно, — ответил Орлов, — теперь припоминаю. Да, личность, которая вполне может устроить такой вот… квест. Ладно, идем дальше. Ремезов Василий Борисович, 1971 года рождения, уроженец Москвы. А этого я хорошо помню. Тогда проходило дело по грабежам, и по приметам он подходил. Его допрашивали, долго трясли. Он ведь и сел за грабежи.

— У него было тогда железное алиби, — вставил Крячко.

— Да, точно.

— Если у него и сейчас окажется железное алиби, это нам скажет о многом, — вдруг произнес Гуров. — Не люблю, когда алиби очень уж железное. Перебор это. И, как правило, оказывается, что алиби не настоящее. Настоящее не всегда железное, настоящее оставляет немного сомнений.

— Ладно, посмотрим, — кивнул Орлов. — Идем дальше. Михно Аркадий Сергеевич.

— Да, Михно. Кличка, естественно, Махно. 1966 года рождения, уроженец Балашихи. Довольно известный взломщик сейфов, домушник. Не брезговал и нападением на хозяев квартир, если те оказывались дома или неожиданно возвращались. Обошлось, правда, без убийств, но тяжкие телесные были на нем. Хитер как лис.

— Я помню, — снова кивнул генерал. — Он тогда на суде защищался шустрее своего предоставленного государством адвоката. Срок он себе скостить умудрился существенно. То якобы хозяин на него напал, и он вынужден был защищаться, то пытался убежать, но сбил хозяина с ног в состоянии аффекта. Испугался, видите ли, того, что его поймают и посадят. Сейчас звучит как инфантильный лепет школьника, а тогда все было вполне убедительно. Для судьи, конечно.

— А еще мы не сумели ему доказать пять или шесть эпизодов, — заметил Крячко. — Один, между прочим, с убийством. А вот последний в этом списке, как нам кажется со Львом Ивановичем, самый яркий претендент на роль Режиссера.

— Магомедов Магомед Гамзатович, 1970 года рождения, — прочитал Орлов. — Видное, Московская область. Что-то знакомое. Грабежи?

— Да, работал один или с напарником, — ответил Гуров. — Напарников ловили, а Магомедов уходил. На него тогда дела заводили в нескольких районных отделах милиции. Несколько раз признавали погибшим или умершим, а он появлялся снова. Клички Миша, Муха, Заточка. Две судимости. Одна за грабеж, вторая — за убийство по неосторожности. Это формулировка такая осталась уже во время судебного заседания. Следователь вменял как раз с отягчающими, прокурор поддерживал, но он выкрутился. Теперь этих пятерых надо разыскать и примерить на роль Режиссера.

— По фотографиям уже будет многое понятно, — задумчиво проговорил Орлов. — Хотя вполне можно было не только бороду прилепить, можно и нос наклеить, и цветные линзы в глаза вставить. Сейчас это не проблема. Надо сделать экспертизу текста письма. Мне кажется, что писал его действительно русский. Магомедов так бы не написал, хотя, помнится, он по-русски говорил вполне правильно, правда, с еле заметным акцентом.

— Да, — сказал Гуров. — Он родился и вырос в Видном. И мать его оттуда родом. Русская, между прочим. А отец из Краснодарского края. В Дагестане только дальние родственники по отцовской линии остались.

Вечером в кабинете на Житной собрались вчетвером. Кроме Гурова и Крячко, на этой мини-планерке присутствовали капитан Морозов и старший лейтенант Сеня Захарченко. Участковый Захарченко выглядел подавленным и унылым. Начальство крепко намылило ему шею за убийство на его участке бомжихи и за клоунаду с ее трупом возле подъезда жилого дома, в котором жил не кто-нибудь, а полковник из главка уголовного розыска.

И сейчас Захарченко вполне резонно предполагал, что в кабинет того самого полковника его пригласили для того, чтобы продолжить головомойку, сделать внушение, может быть, снять звездочку или вообще… попросить из органов. Он сидел на стуле посреди и с грустью смотрел на Крячко, который все звонил и звонил кому-то по телефону, расхаживая по кабинету из угла в угол и старательно обходя стул с сидевшим на нем участковым. С не меньшей грустью он смотрел и на Гурова, который о чем-то оживленно спорил, склонившись над бумагами на своем столе вместе с молодым крепким капитаном.

Вот все делом заняты, думал участковый, точнее, профессионально расхлебывают то, что я натворил. Нет, не я натворил, а в результате моей непрофессиональной деятельности получилось так, что им теперь расхлебывать, отложив свои важные дела в сторону.

— Так, а давайте и Захарченко введем в курс дела, — бросив трубку на стол, заявил Крячко. — Что он сидит как бедный родственник.

— Сейчас, подожди, — отмахнулся Гуров, продолжая о чем-то негромко шептаться с капитаном.

— Ну, раз так, тогда я сам начну, — пожал плечами Стас, ногой пододвинул стул и уселся напротив участкового, сложив руки на груди. — Значит, так, парень. Включаешься на этом этапе в работу нашей сводной оперативной группы. На твоем участке убили эту тетку, которую потом нашли в угнанной машине. Об этом ты в курсе. Но вот что было до этого и почему объединили оба разыскных дела, ты еще не знаешь. Рассказываю…