Лена стояла, облокотившись на ящик с надписью «ПК», и ждала. Через три часа, когда стих в гримерной смех осчастливленных девиц, а остальные фанатки разошлись, она осторожно приникла к двери: сначала старалась подслушать, что там происходит, а потом и подсмотреть. Щель была очень узкой, и Лена скорее почувствовала, чем увидела, что в комнате пусто. Болотников с компанией ушел по наружной пожарной лестнице. С ним ушел и Бабкин.

Лена отодрала от кофты значок с портретом Петюни, подаренный ей на прощание одной из фанаток, решившей, что Лена является самой верной, самой фанатичной поклонницей «Месяца». Из глаз, размывая тушь, покатились крупные слезы. Она швырнула значок на пол, наступила с хрустом на него каблуком, задрала подбородок и отправилась домой, где твердо решила покончить с собой в присутствии домочадцев.

Мать сидела перед телевизором, смотрела какое то заседание в Кремлевском дворце. Отец, завернувшись в клетчатый плед, спал в комнате под плакатами «Приветливого Месяца». Светка, младшая сестра, без дела слонялась по кухне, выискивая, чего бы такого съесть. Беспородная собака Илка увивалась около нее, позевывая и облизывая узкую морду. Лена не успела снять туфли, как позвонила знакомая спекулянтка, и пришлось с ней полчаса обсуждать вопросы моды и цен. После этого, вспомнив о своем «самоубийстве», она немного поскандалила, что ходит в обносках: «А родным папе с мамой до этого и дела нет! Сил нет жить так дальше!» Отец проснулся, мать оторвалась от телевизора, и вся семья собралась в прихожей. Лена побесновалась и, закрывшись в ванной, включила воду. Снаружи доносились причитания, лай собаки и сонный голос отца:

— Да брось ты, Тамара, когда все по настоящему, то семью в известность не ставят, ведь самоубийству могут помешать…

— Назло, назло вам всем сейчас возьму и умру! — крикнула Лена и принялась примеривать к запястью мыльное лезвие. Зажмурив до боли глаза, провела острием по коже.

Выступила кровь.

Ойкнув и бросив лезвие, Лена сунула руку под струю воды, вытерла ее о джинсы. Кровь выступила опять… Через пять минут, замотав порез платком и погрузившись в горячую ванну, Лена мылила голову и напевала себе под нос. Еще через несколько минут отец, подгоняемый обезумевшей матерью, подсунул монтировку под дверь и с хрустом ее выломал. Мать с расширенными от ужаса глазами ворвалась внутрь, где услышала возмущенный крик дочери:

— Ты что, мам, мне уже и помыться нельзя?

— Можно, можно, Леночка, золотце мое!

— А где деньги на новые джинсы?

— А сколько надо?

— Я же говорила: сто рублей… Ну вот, опять начинается! Нет, убьюсь, обязательно убьюсь!

Илка протиснулась между ногами матери и стиральной машиной, оглушительно тявкнув, нагло плюхнулась в ванную, выплеснув на кафельный пол изрядное количество воды.

Тут же запрыгала, хлопая в ладоши, Света, наслаждаясь всем этим спектаклем. Илка, получив мочалкой по морде, выпрыгнула из ванной и принялась носиться по квартире, запрыгивая на кресла, скользя мокрыми лапами по полировке столов, опрокидывая стулья, сшибая предметы коллекционной гжельской керамики. Собаке было очень весело. Она отряхивала с шерсти воду, и мыльные капли веером летели на обои, акварельные рисунки младшей сестры, на потолок и лицо гоняющейся за собакой мамы…

Это было совсем недавно. А сейчас Лена, бросив рисовать на салфетке, ела бутерброд с несвежей останкинской колбасой и рассеянно роняла крошки на новенькие итальянские джинсы, добытые путем гадкого шантажа. Брызгалов продолжал молчать, а из соседней комнаты по прежнему раздавалось:

— … а я тебе и говорю, нужно идти с ветеранским удостоверением прямо к заведующей и жаловаться.

— Вот, бля, глупая баба. Я ж объяснял объяснял, объяснял объяснял… Там у них как раз из таких вот ветеранов войны и труда своя очередь.

— Я тебя спрашиваю в лоб, чтобы ты не сомневался: ты герой эсэсэра или где? У тебя ведь больше льгот, чем у них. К тому же голова прострелена…

— Не голова, а нога, бля!

— Ну, вот видишь, это еще почетнее…

— Ладно, сейчас «фоккера» доклею, и мы все всесторонне обсосем. Завтра с Макарычем договорились самолеты жечь. Он свой, бля, итальянский «макки» будет палить, а я «фоккер». Приходи, посмотришь. Это не то, что «равняйсь — смирно!»

Катя вдруг засмеялась, закатилась до перехватывания дыхания, до коликов:

— Ой, держите меня, ой не могу!

Брызгалов насупился и, покусывая губу, поднялся:

— Ну что, девчонки, может, в кинцо закатимся? На эту, как его… На «Большие гонки»?

Катя продолжала всхлипывать, утирая выступившие от смеха слезы.

Лена отрицательно замотала хорошо промытыми волосами:

— Нет, лучше в кафешку. У меня червонец имеется. Один спекулянт одолжил. У него, знаешь, полно импортных шмоток, две квартиры в центре, машина БМВ…

— А что ж он так мало дал, всего десять рублей? — подозрительно спросил Брызгалов.

— Да он много дал, только я половину уже потратила. Вот, джинсы купила, кофточку, — не растерявшись, соврала Лена.

Брызгалов хотел поинтересоваться, за что она получила деньги, но девушки уже вышли в прихожую, а ему еще предстояло навести порядок на кухне и отпроситься у грозной бабули, так как, если проигнорировать эти пункты, совместно разработанные бабкой и дедом, Колька, вернувшись домой, рисковал оказаться перед закрытой дверью. А это влекло за собой голодный и холодный ночлег на чердаке. Катя, отсмеявшись, ощутила в груди пустоту, будто из нее вынули душу. Она кое как намотала на шею павловопосадский платок и резким движением застегнула молнию куртки.

Зазвонил телефон. Из комнаты высунулся дед, голый по пояс, и, почесав поросшую редкими седыми волосами дряблую грудь, скомандовал:

— Смирно. Нас нет дома, если это по наши души.

Катя кивнула и брезгливо подхватила двумя пальцами жирную, грязную трубку:

— Слушаю вас…

— И я вас, — раздалось в ответ.

— Кого вам нужно?

— Это дредноут флота его императорского величества «Александр III»?

Катя встрепенулась:

— Денис, это ты?

— Нет, это его двойник. Может, вы хотите узнать, где оригинал? Отвечаю! Сам магистр тайных наук, почетный член корреспондент общества глухохромых, кандидат в масонскую ложу при втором таксомоторном парке…

— Денис, это ты! — радостно воскликнула Катя.

— Какая проницательность. Слушай… Выходи сейчас из гостей и садись в такси, номер МММ 98–95. Там, скорее всего, буду сидеть и я. Собственно, я звоню из автомата напротив… — Денис что то крикнул в сторону, зажав трубку ладонью.

— «… обойдется!» — расслышала Катя последнее его слово.

Чмокнув неожиданно сникшую Ленку в щеку и махнув рукой в сторону кухни, где звякал чашками Брызгалов, Катя выскочила на лестничную клетку и, не став ждать лифт, побежала вниз. У подъезда стареньким движком тарахтело такси. Денис ждал ее, опершись локтями на крышу машины и положив подбородок на кулаки. На нем был новый синий плащ свободного покроя, прекрасно сшитый светло серый костюм и атласный галстук, элегантно и вместе с тем небрежно сбившийся на сторону.