В лицо Нико бил запах крови, но он молча сидел и даже не оттолкнул Чинуша, а слушал его сбивчивый шепот. Ему хотелось вынуть нож и полоснуть мыша по горлу. Разбить стекло и всадить его обломок в висок наемника. Услышать, как кровь, булькая, покидает горло врага. И как руки, сжимающие запястья Нико, холодеют.

– Послушай, – говорил Чинуш. – Я знаю, что ты любил Такалама, но он помешался, понимаешь? Завтра не будет никакого затмения, Нико! Старик просто был болен! Затмения не будет! Ты просто выйдешь в поле с этой кучкой детишек, и Тавар от тебя живого места не оставит! Он уже достал тебя! Ты ослеп, Нико! Ты слеп, как треклятый циклоп Дромей! Как ты думаешь, почему ты только ослеп? Почему не умер? Почему именно этот яд? Тавар играет с тобой, Нико. Он забавляется! Он покалечил тебя твоей же верой! Он насмехается над тобой! Над всеми вами! Он мстит тебе за те слова, которые ты сказал ему, когда дрался со мной в последний раз. Он хочет показать, что Такалам оставил тебе после смерти только боль. Поэтому он тебя не убил, Нико. Он мог бы сделать это сто раз, но он выжидает. Он знает, что тебе хватит дурости выйти завтра в поле. Это будет представлением для него. Кучка идиотов соберется прямо у него на ладони, чтобы он мог прихлопнуть всех в одном месте. У него есть запасы пистолей с Солнечного! Он поставит палатки по всему периметру вашего круга и будет отстреливать вас одного за другим. Чтобы ты слышал выстрел за выстрелом. Пока он не доберется до тебя в центре этого паршивого «солнца». Все люди вокруг тебя – ненормальные. Этот Кайоши, этот безногий мальчишка. Они самоубийцы, Нико. Я не могу просто вырубить тебя и увезти отсюда, но мне никто не запрещал говорить тебе правду. Покинь это место добровольно, пока не поздно. Пожалуйста. Ты же не дурак.

– Убийца хочет стать моим благородным спасителем, – усмехнулся Нико. – Почему ты это делаешь, Чинуш? Расскажи, мне до смерти любопытно. Тавар был твоим божеством. Как ты мог его предать?

Кровавая тишина снова застыла над Нико. Звук дыхания, шорох от скользящих по полу пальцев мыша. Властий был уверен, что от них тянется алый след.

– Помнишь, как Такалам говорил, что люди привлекают к себе то, о чем думают? – спросил Чинуш. – Тавар всегда боялся предательства. Говорил, что нельзя никому доверять. Может, поэтому с ним так и случилось.

– Я спрашивал не об этом, – жестко сказал Нико. – Не пытайся манипулировать мной таким жалким способом. Не трогай Такалама. Не делай вид, что понял его. Мне это не нужно. Я просто хочу знать, что тебя изменило.

– Это был ты, – заявил мыш, вставая. – В тот день, у озера, на Валааре. Ты сказал, что отдашь мне брошь первенства, если она мне нужна. И что ты не хочешь драться со мной насмерть. И потом ты двигался, уступая мне. Потому что боялся меня ранить. Я называл тебя трусом. Я бесился. Я проклинал тебя. И я ненавидел тебя, потому что ты был прав. Я никогда не стану сыном Тавара. Я для него всегда был вещью из кучи других вещей. Но для тебя я был Чинушем. Для тебя я был человеком. В тот день у озера я это понял. Внутренне понял, но мысленно еще не осознал. Поэтому я тогда не смог тебя убить и не мог найти этому объяснение. Тавар отказался от меня из-за одной ошибки. Он заменил меня, как сломанный нож. И я понял, что защищал не того человека. Поэтому я хочу вытащить тебя, Нико. Пока не поздно, я хочу сделать для тебя хоть что-то полезное. Я могу десять раз поклясться тебе в верности перед всей толпой твоих правдолюбцев, и они не распознают вранья.

Боль в голосе Чинуша веселила Нико. Это было забавно. Слышать от помешанного на Таваре мыша слова раскаяния. И ведь Чинуш не врал, иначе его бы сюда не пропустили.

– Ты пахнешь кровью, – сказал властий. – Ты кого-то покалечил?

– Сначала ответь на мой вопрос, – настаивал мыш. – Ты уйдешь отсюда, пока не поздно?

– Я не собираюсь отступать. Знаешь, порой сумасшедшие оказываются просветленными. Так же как иногда боги оборачиваются демонами. Если твое божество бросило тебя, почему старик, которого ты считал психом, не может оказаться мудрецом? Я собираюсь идти под затмение. И что ты будешь делать?

– Пойду защищать тебя, идиота кусок, – без заминки сказал Чинуш. – Ты спросил, откуда кровь. Это моя кровь. Я вымаливал прощение у таосских шаманов и дрался с остроухом за право возглавлять внешний круг. Я подготовлю людей насколько смогу. Расскажу им все, что знаю про пистоли.

«Вот оно, – сказал где-то внутри голос Такалама. – Вот же оно. То, что ты искал. То, за что ты хотел ухватиться».

В комнате пахло кровью Чинуша, и Нико увидел мальчика на задворках Падура. Чумазого звереныша с куском стекла в одной руке и сухарем в другой. Ребенка, за которым однажды пришло божество, неспособное любить. Ребенка, отчаянно желавшего любви. Готового ради нее на все и так и не получившего даже капли. Чинуш все еще был тем мальчиком.

«Он предал отца, – подумал Нико. – Он убил Такалама и Цуну».

Огонь всколыхнулся в груди и загорелся с новой силой, но это не был огонь ненависти, обращенный к Чинушу или Тавару. Этот огонь предназначался самому Нико.

– Мне жаль, – сказал он после долгого молчания. – Мне жаль, что я был слишком слеп, чтобы видеть тебя. Слишком счастлив, чтобы понять твою боль. Слишком богат, чтобы чувствовать твой голод. Слишком любим, чтобы ощущать одиночество. Прости, что я не смог дать тебе то, чего ты так желал. Прости, что не относился к тебе лучше, хотя мне это ничего не стоило. Может быть, тогда ничего бы не случилось. Может быть, тогда мы вместе спасли бы Такалама и родителей. И ты никогда бы не отправился на Таос. Прости, что я не стал твоим другом, Чинуш. И спасибо тебе. За то, что спас меня из озера. За то, что не убил. За то, что пришел сегодня, рискуя жизнью. И за завтрашний день.

«Я прощаю тебя».

Мыш молчал, и его дыхание было судорожным и частым. Он сглотнул, постоял еще минуту и выдохнул ответное:

– Мне жаль… что меня однажды подобрал не Такалам.

И это было все, что он сказал перед уходом. В этих словах было все.

* * *

Материк Террай, государство Соаху, г. Падур, 7-й трид 1020 г. от р. ч. с.

Кто-то невидимый завел механическое сердце Сетерры. Стрелки вырвались из смолы и затикали со своей обычной скоростью. Мир начал движение. Наступил девятый день седьмого трида – солнцестояние.

Властий нащупал в нагрудном кармане серьгу и достал ее. Он догадывался, что сейчас украшение похоже на маятник: изумруд раскачивается на золотой цепочке, а вместе с ним и змейка, раскрывшая пасть. Может быть, ее крошечные глаза блестят и блики играют на виноградном листе, а может, Нико стоит в тени, и камни таинственно мерцают в полумраке. Он столько раз пытался надеть подарок родителей, но не мог. Прокол в мочке почти зарос, и властию пришлось сделать его заново. По крайней мере, так он ощутил: боль была нешуточная и выступило немного крови. Теперь имя наследника вернулось. Выбранное отцом и матерью Нидум шайра равья винна амори.